Папство и крестовые походы

В середине 70-х годов прошлого века французский ученый П. Риан в книге «Иннокентий III, Филипп Швабский и Бонифаций Монферратский»[57] в объяснение истории захвата Византии крестоносцами выдвинул теорию «германской интриги». Сущность ее заключалась в том, что все решающие события четвертого крестового похода, отклонявшие его участников от первоначальной цели, были объявлены плодом германского вмешательства. Опираясь на свидетельства некоторых летописцев и на другие документы, основным виновником поворота крестоносцев на Константинополь Риан признавал германского короля Филиппа Швабского (сына Барбароссы); по мысли ученого, этот представитель Гогенштауфенов намеревался добиться отклонения крестового похода от его прямой цели для того, чтобы нанести удар престижу папства — врага Германской империи — и тем самым укрепить положение последней.

Это была довольно односторонняя теория, отражавшая рост националистических настроений, которые захлестнули после франко-прусской войны 1870—1871 гг. французскую (равно, как и немецкую) историческую литературу: отсюда вытекало стремление Риана «обвинить» Германию в перемене направления четвертого крестового похода и в захвате Константинополя. Ярко националистическая окраска теории «германской интриги» сочеталась у Риана еще с одной тенденцией. Он всячески старался обелить папу Иннокентия III, подчеркнуть якобы отрицательное отношение главы католической церкви к походу крестоносцев на Константинополь. Эту сторону взглядов Риана также нетрудно понять, если учесть, что он был усердным католиком, к тому же аристократом, а, как известно, в дворянско-аристократических кругах Франции после разгрома версальцами Парижской коммуны усилилась тяга к сближению с Ватиканом.

В конце XIX — начале XX в. вышли в свет исследования немецкого историка В. Нордена, посвященные четвертому крестовому походу и отношениям папства с Византией[58]. Идеолог германского империализма Норден решительно отверг обвинения, предъявленные штауфенской Германии Рианом и примкнувшими к нему учеными (Э. Пирс и Э. Бушэ). В отличие от этих исследователей, Норден утверждал, что если штауфенская Германия и участвовала в событиях 1202—1204 гг., то лишь наряду с другими силами Запада — Венецией и пр. Четвертый крестовый поход, доказывал он, был исторической попыткой разрешить вековой спор Запада с Византией. Германия при этом отстаивала только свои интересы, и потому в отклонении пути крестоносцев к Константинополю нельзя видеть реализацию одних лишь германских планов. По мнению Нордена, этот поворот произошел в результате совпадения издавна укоренившейся вражды Запада к Византии с отдельными случайными обстоятельствами, например с тем, что во время похода к крестоносцам обратился за помощью византийский царевич Алексей. Таким образом, в захвате Константинополя Германия повинна ничуть не больше, чем любой другой участник похода, — таков, в сущности, вывод Нордена.

Политическая подоплека построения немецкого историка (при несомненной правильности некоторых его соображений) довольно прозрачна: ее суть — в своеобразном историческом оправдании колонизаторской политики кайзеровской, империалистической Германии в Малой Азии. Концепция Нордена в целом была продиктована желанием ослабить впечатление, созданное в свое время Рианом, об исключительной и чуть ли не определяющей роли средневековой Германии в захвате Константинополя в 1204 г. Германия, как бы говорил Норден, была только одним из партнеров по захвату Византии, она выступала лишь в числе других западноевропейских государств.