На фотографии не разглядеть ни постоянного деления клеток, ни обновления кожного покрова, ни съеживания кожи от холода или сокращения зрачков от света, ни того, как меняется цвет глаз в зависимости от погоды и твоего настроения. На карточке не видно, что сегодня я кажусь себе худой, а завтра — толстой, сегодня могу быть легкой как перышко, а завтра давить на землю свинцовой тяжестью, что сегодня я могу находиться под впечатлением от хорошего фильма, а завтра — переживать из-за болезни близкой подруги. Нельзя воспринять эту переменчивость и сами переходы из одного состояния в другое — фотография нивелирует всякую перемену, будь то стареющая плоть, мечущийся взгляд или изменившееся настроение. Нажав клавишу рояля, мы совершенно определенно извлечем какую-нибудь ноту, однако же в музыку ноты превращаются лишь при переходе к следующей ноте, затем к следующей и так далее. Разве не из таких переходов, промежуточных состояний и рождается жизнь? Разве мы сами — не изменение, не движение вперед?
Если я видела каких-нибудь две твоих фотографии, это вовсе не значит, что я тебя
Так что мы одинаково мало знаем о внешних данных друг друга. Когда же, наконец, у нас будет возможность раскрыться больше… стать более цельными?..
Я ровно столь же красива и столь же некрасива, как ты себе представляешь.
Засим прощаюсь и остаюсь
преданная
Дорогая Дельфина!
Спасибо за твое письмо без фотографии,
теперь мне придется выдумать тебя.
Если бы я начал выдумывать с самого начала, я бы прежде всего вообразил женщину, сочинившую мне очаровательное письмо от поклонницы.
Я бы вообразил женщину, которая постоянно пишет мне очаровательные письма.
Я бы вообразил женщину, сказавшую мне: «А знаешь что?»
Женщину, которая живет так далеко (возможно, в Дании), что я вынужден ее придумывать.
И я бы очень удивился, когда, проснувшись однажды поутру, вдруг обнаружил, что мне не хватает ее.
Я бы представил себе женщину — такую же умную, как ты,
такую же страстную, как ты,
такую же красивую, как ты,
такую же странную,
и такую же необузданную.
Я бы выдумал женщину, которая бы захотела выдумать меня.
Я бы выдумал тебя,
если бы у меня достало воображения представить себе женщину столь прекрасную и чудесную,
столь похожую на тебя,
как ты сама.
Тебе придется смириться
с этим воображаемым образом, раз ты отказываешься прислать свою фотографию.
Как было восхитительно превратить тебя
в живой и абсолютно реальный объект
моей фантазии!
Обнимаю тебя,
5 июля.
Дорогой Жан-Люк!
…в детстве я бы посчитала наказанием, если б меня уложили спать без ужина. Теперь же я больше не ребенок и улеглась в постель по доброй воле… и не в силах проглотить ни кусочка.
Как можно съесть обед из трех блюд: закуску, горячее, а потом еще сыр и десерт? Впрочем, я сама бывала в ресторанах и получала от этого удовольствие. Теперь же я попробовала съесть огурец и испугалась, что засуну его не в рот, а куда-нибудь в другое место.
Зато я могу пить воду, что и делаю. Могу пить воду с сиропом, что я тоже делаю. Могу курить… я ведь курю. А ты куришь? Еще я могла бы выпить — если бы в доме нашлась бутылка вина. Еще я могу писать. Я ведь умею писать. Хотя, как видишь, получается не совсем хорошо, я ведь уже в постели: лежу в постели без ужина, с авторучкой, и чернила текут совсем не туда, куда следует. Чернила текут в обратную сторону, в резервуар, из которого им положено вытекать.