Пар — это смерть (СИ)

[Гиес — так звали последнего из них. Он родился от союза человека и демона, и всегда был ненавидим людьми. Только в Бездне он смог вдохнуть полной грудью, навсегда отказавшись от человеческой половины. Именно он привел рыцарей к краху прежних устремлений…]

Силуэта Гиеса я рядом с собой не вижу. И дело не в крови, что попадает в глаза из рассеченного лба. Скорее дело в том, что Гиес оказался предателем, хотя искренне хотел заслужить уважение, вступив в орден. Он действительно старался, чтобы его заметили и приняли как своего, но в Бездне он понял, что есть и другой путь, поэтому склонил Бриарея и Котта к предательству рода человеческого…

Я не понимаю, откуда в моей голове могут быть такие знания, но точно уверен в присутствии четвертого участника сегодняшнего сражения. Он словно стоит за моей спиной. Я точно слышу его дыхание и тихий шепот на непонятном языке. Гиес оказался не только предателем, но еще и самым сильным из рыцарей, которые его на самом деле никогда бы не приняли из-за получеловеческого происхождения. Я продолжаю смотреть на обломок кости руки и вспоминаю рассказ Кристиана о синкере, у которого тоже был биоконтроль и возможность манипулировать собственными костями.

Я наполняю смыслом травму, представляю, как растет кость и становится прочнее любой стали. Гиес за моей спиной оказывает поддержку, так как кость действительно превращается в острый шип, наливающийся неестественной чернотой, как и кожа Ли Дуна. Однако враг в эти мгновения тоже не медлил, поэтому очередной удар по голове собирается вытряхнуть из мозга любые мысли, но каким-то чудом я остаюсь в сознании и вкладываю в последний удар все остатки сил.

Черный костяной шип неожиданно пронзает броню Ли Дуна. В Миносе мне удалось это сделать при помощи странного артефакта, что появился вместо обычной монтировки. А сейчас моя собственная сила позволила это совершить. Конечно, не стоило ожидать, что я смогу насквозь пробить врага и победно расхохотаться. Острие шипа вошло примерно на полтора сантиметра, но уже это заставило зверя передо мной отшатнуться с непонимающим выражением лица.

— Держись! — я слышу выкрик Фрэнка, а потом чувствую, что мои ноги вмерзли в лед.

Синкер из тайного общества с умом использовал полученное время для того, чтобы обойти Ли Дуна и меня. Сейчас мы с ним находимся рядом с провалом шахты и в нас ударяет морозный ветер, несущий ледяную сеть, что утаскивает в пропасть. Точнее, я остаюсь на месте, так как мои ноги вмерзли в лед, а вот Ли Дун не успел среагировать и исчез в темноте под ногами.

«Это победа!» — мог бы подумать я, если бы не колючая проволока, что выстрелила над плоскостью вертикальной шахты и не схватила меня за корпус, разрывая кожу и мышцы. Ли Дун не собирается здесь умирать, поэтому рывком выпрыгивает из шахты, использовав меня в качестве опоры. Оказавшись рядом со мной, он говорит:

— Я не ошибся, посчитав тебя настоящим псом.

Сказав это, разбивает лед под ногами и бьет в грудь, выбрасывая в провал, откуда сам только что выбрался. Фрэнк пытается предотвратить падение, но каким бы сильным он ни был синкером, предел использования суперспособностей есть даже у него и Ли Дуна. Огромные ледяные руки вырастают из стенок шахты и пытаются меня подхватить, но не успевают, катастрофически не успевают.

Я улетаю спиной вперед, но даже не кричу, а просто смотрю за тем, как быстро уменьшается пятно света надо мной. Никогда прежде не падал с такой высоты и с парашютом не прыгал, но сейчас всё это не имеет никакого значения, так как спастись я не могу. У меня нет способностей для того, чтобы летать или хотя замедлить падение в самую глубокую часть подземелья.

Становится очень дурно, а в ушах свистит жаркий ветер. Не исключено, что распад в моем теле из-за мутаций убьет меня быстрее, чем я достигну дна. Сколько километров вообще падать? Не знаю, вокруг кромешный мрак, и добивающий удар о землю может произойти в любой момент. И падение в темноте оказывается намного более страшным, чем если бы я видел далекую землю.

Сознание начинает гаснуть, поэтому напоследок я врубаю к «Ва-банку» способность к обезболиванию. Вероятно, во время приземления смерть будет мгновенной, поэтому я в любом случае ничего почувствовать не успею.

«Во всяком случае я старался. Лучше уж погибнуть так, чем в сранной запертой комнате», — это последняя моя оформленная мысль, ведь я достиг, наконец, дна. Если бы меня призвали из мертвых, я бы не смог описать, на что похож удар о землю с такой высоты. Не думаю даже, что хочу переживать такой опыт в нормальном состоянии ума.