Para Bellum

Профессор искусствоведения задумался. Правильнее было бы выйти на авторитетных людей да кого-то из них и попросить собрать шепотки с пересылок, крыток и прочих домов скорби. Однако Ивакин был хорошо осведомлён, как надёжно курируют органы все «советские малины». Развесёлые двадцатые годы, когда лихой налётчик Лёнька Пантелеев мог отсиживаться на неизвестных розыскникам хазах, давно прошли. Наученное горьким опытом государство в лице оперсотрудников наркомвнудела поставило под контроль всю криминальную структуру. Разве что еженедельные отчёты владельцы пристанищ операм пока ещё не писали. Ивакин мог заранее сказать, кто из серьёзных «бугров» сразу же доложит об интересе Джабы знакомцу из компетентных структур сам, а от кого информация придёт через окружение. А появление мелкого урки, известного, но не влиятельного, может пройти и незамеченным. Такие рыбёшки постоянно крутятся вокруг акул, надеясь либо оказаться замеченными, либо урвать кроху от пира великанов. Игорёк сумеет аккуратно шепнуть кому надо, что с балбесом поговорить стоит. И вряд ли привлечёт особое внимание факт, что мелкий гопник ищет кого-то из лагерных знакомцев. Во всяком случае, на заметку возьмут не сразу, а что вся наша жизнь, как не выигрывание добавочных часов и минут у неизбежной смерти?

– Лучше, если ты сумеешь того очкарика поискать по собственным связям, – сказал Джаба Куцему. – Если нет, тот, к кому я тебя посылаю, сведёт кое с какими людьми. Попросишь слёзно, глядишь, помогут. На меня ссылаться не надо. Сам ищешь. Должок у него, книжку взял почитать и не вернул. А книжка интересная, не оторваться…

Витюля обалдело глядел на собеседника – какая книжка? Сильно он похож на человека, который книжку почитать взял… Потом стало понемногу доходить, и бандит даже ухмыльнулся.

– Адрес и номер телефона выучи наизусть. Звонить будешь только из автомата. Сейчас их в центре уже немало понатыкали. Всё понял? – Куцубин кивнул. Он сообразил, что неизвестный человечек Джабы может свести его с теми, кто крутит ого-го какие дела. И если удастся им приглянуться… С этого и надо будет начинать. Попасть в настоящую банду – это шанс на всю жизнь.

– Предположим, я того интеллигентика обнаружу. И дальше? – идти на «мокруху» Витюле не хотелось.

– Сначала отыщи.

Куцего осенило. Можно ведь и рыбку съесть, и на хрен не сесть.

– У меня кореш. Тоже той зимой откинуться должен был, а пока сидит. Подельник мой. Вор умелый и дошлый. Башкови-итый…

Профессор посмотрел в глаза бандиту и всё понял:

– Напиши на листке фамилию, статью. Выйдете вместе.

Начальник СТОНа капитан госбезопасности Скачков, человек с аскетическим лицом и серыми, словно вылитыми из олова, глазами, в недавнем прошлом тоже был немаленьким начальником вроде Успенского, не на самой Лубянке, а в Московском областном УНКВД. И тоже вылетел «в распоряжение ГУЛага» в начале «бериевской чистки». За что его вытурили на Соловки, точно не знал никто. Однако зам начальника тюрьмы по оперработе Владимиров, пресловутый «кум», коренной «тюремный сыскарь» добродушный на вид колобок, выпивоха и бабник (ни одной пригожей на вид зэчки не пропустил), как-то «в своём кругу» сболтнул, что на партсобрании не поверил, что Ежов – враг народа. Легко отделался, даже в звании не снизили.

Умный, желчный, жёсткий (но не жестокий, просто – равнодушный к людским судьбам и желаниям) капитан, как только заступил на должность и познакомился с «хозяйством», проинспектировал хоромы Ивакина и пришёл в бешенство. Горячее сердце чекиста стыло, холодный разум закипал возмущением, а чистые руки чесались от желания дать наглому уголовнику в морду, в морду, в морду…

Но… Примерно полгода назад Скачков проявил инициативу, арестовал крупного спекулянта камешками и изъял, тщательно отразив в протоколе, товара на добрые десять миллионов даже по самым непрофессиональным прикидкам. Двухметровый цыган, сверкая золотым зубом, предупредил оперативника, мол, не ошибись, начальник. Сапёру ещё может повезти, а вот к тому, кто не понял расклада, карачун явится обязательно.

Он и явился. К вечеру позвонил старый, ещё по Спасску, приятель. Федор занимал в отделе оперчекистской работы наркомата не слишком большую, но весьма важную должность, и кабинет его не сильно отличался от хором заместителей комиссара. Он вызвал (не пригласил, вызвал) капитана к себе. Добрый час друг и соратник крыл его таким матом, какого Скачков и на курсах унтер-офицеров в старой армии не слыхивал. Из небольшого количества цензурных слов, вкраплённых в виртуозные пассажи, посвящённые родственникам проштрафившегося, тот понял, что сорвал по глупости тщательно подготовленную комбинацию экономического отдела и по справедливости должен сгнить где-нибудь в солнечной Республике Коми.

Друг Фёдор, не прекращая орать, крупно написал что-то на листе бумаги и подвинул его капитану. «Мудак, – прочитал Скачков. – Не знал, кто за чавелой, не хрен лезть было. Кайся поубедительнее, дураком прикидывайся, попробуем вытащить».