Он перестал ощущать себя рядовым советской незримой армии, атакующей Запад. Он отвык от высокопарных выражений насчет советской агентуры и привык рассматривать свою работу как серую рутину, вытягивающую из него все человеческое. Он стал относиться к себе как к машине, выполняющей чужую волю. И заботился лишь только о том, чтобы машина работала исправно. Его русский язык стал бедным и невыразительным. Он думал по-немецки. И сны видел по-немецки. Это внесло немецкую педантичность и формалистику во всю его работу, но убило в нем живое русское творческое начало. Он стал замечать, что чем лучше и безупречнее он лично и его группа работает, тем мизернее становились результаты работы по существу. Из работы исчезло то, что можно было бы назвать элементом открытия, изобретения. Немецко-западные критерии оценки происходящего и самой деятельности его организации оттеснили критерии русские — халтурные, неопределенные, но в конечном счете гораздо более здравые и жизненные.
Надо бы всю эту нашу лавочку прикрыть, думал он не раз, и начать снова. Начать с нуля, на пустом месте, но творчески. Но именно это-то и исключено. Почему? Вот над чем стоит задуматься. Если уж в нашем шпионском деле мы оказались врагами творчества, так что же говорить о науке, технике, культуре, управлении!.. А что, если наша историческая роль на самом деле состоит именно в убийстве всего творческого в человечестве?!.. Возможно, что история породила нас только для того, чтобы сказать человечеству «Стоп!». И возможно, что это «Стоп!» есть проявление инстинкта самосохранения человечества. Гипертрофия творчества уже стала смертельно опасной для человечества.
Мозговые вопросы
Такого рода вопросы захватывали лишь его мозг, оставляя его равнодушным как к самому процессу думания, так и к его результатам. Он их называл «мозговыми вопросами». Его устраивал любой ответ на них. И никакой ответ на них не удовлетворял его. Любой ответ других людей на них раздражал его и вызывал возражения.
Наша эпоха, думал он, вообще есть эпоха «мозговых вопросов». Холодная, бездушная, рассчетливая и продажная эпоха. Эпоха недоверия ко всему и ко всем. Эпоха безразличия ко всему и ко всем. Даже когда организуются какие-то действия, связанные с эмоциями, все они рассчитаны заранее. В наше время даже голодают под надзором врачей или в рассчете на насильственное питание. И непременно в рассчете на сенсацию в прессе.
Голодающие ушли на обед
Несколько советских эмигрантов и западных интеллектуалов, вовлеченных в советские проблемы, устроили голодовку в Гамбурге в знак протеста против каких-то действий советских властей.
Ему приказали дать подробную информацию об участниках голодовки и о ходе ее. Зачем? В газетах и без того информация на этот счет имеется в избытке. Но приказы не обсуждают. Он поехал в Гамбург, хотя были более важные дела в другом месте. Голодающих, однако, в том месте, где они, согласно газетам, должны были жертвовать своим здоровьем во имя справедливости, демократии и еще чего-то, он не нашел. Кто-то сказал ему, что они ушли обедать в ресторан вместе с журналистами и врачами, следившими за их здоровьем.
Ждать у него не было времени. И он послал в Москву самое короткое за всю его работу на Западе, но самое емкое сообщение: «Голодающие ушли на обед». Реакция Москвы осталась ему неизвестной.
Просматривая газеты
На первой странице газеты — фотография австралийского премьер-министра в обществе красивых женщин на берегу океана. Премьер-министр бесследно исчез двадцать лет назад. Считалось, что его съели акулы. Но вот некий дотошный журналист установил, что премьер-министр был китайским шпионом и сбежал в Китай на подводной лодке. «Величайший шпион в истории человечества!», вопят жирные черные буквы с газетной страницы.
Что этот премьер-министр был китайским шпионом, в этом нет ничего особенного, думает он. Но есть неписаное правило шпионской этики: если шпион начал делать большую карьеру, его уже не используют как шпиона. Ему не мешают добровольно работать в пользу страны, шпионом которой он является. И какой он величайший шпион?! Премьер-министр не может быть даже заурядным шпионом. Все, что он может сообщить, гораздо лучше известно и без него. Да и влияние его на ход истории практически равно нулю.
Опять фотография. На сей раз — советского шпиона в Англии. Шпион — офицер военно-морского флота. Передавал секретную информацию в советское посольство в течение двадцати лет. Ему угрожает тюремное заключение на шесть месяцев или штраф пятьсот фунтов.