Пара для дракона, или погаси последний фонарь

Всё верно; с самого начала это не могло закончиться хорошо.

— И вы отказали.

— Да. Чтобы ты понимала, сделал это максимально демонстративно — что ещё возьмёшь с малолетки? И, конечно, я и не подумал убраться из Предгорья. Так что, это просто не могло закончиться хорошо. В первую очередь — для женщины, что была со мной рядом.

— Её... убили?

— Надо отдать должное княжеской семье: не сразу. Сначала меня попытались образумить, потом — надавить на ответственность перед Домом. Но "Закона об Обретении", способного обязать дракона признать пару, тогда ещё не существовало, потому я на это только пожимал плечами. Верил, что имею право сам решать... и, будучи самонадеянным придурком, не учёл некоторых других лазеек в законе. Как итог, мою женщину арестовали. По обвинению в том, что она — якобы — применила свои чары, чтобы подавить волю дракона и похитить его у истинной пары.

"Чары, значит..." — подумала Гун. Она начала догадываться, почему Призрачный Старейшина не озвучивает расу той женщины. Ещё бы, он ведь великий борец с фейри, коллекционер их крыльев. А тут — такое... как минимум, неловко.

Потомки могут не понять.

— Помню эти времена, — с кривой усмешкой вмешался Стальной Старейшина. — Каждая собака в Предгорье сочувствовала Аил Золотой и считала её несчастной мученицей, которая мужественно сражается за правое дело. И тебя ужасно жалели: как же, околдован подлой злодейкой...

— Да, — Призрачный Старейшина усмехнулся, но весёлой улыбка его совсем не казалась. — Это была катастрофа. Я даже подумывал напасть и забрать её силой, но семья остановила меня — это было бы изменой. Тогда я был вынужден пойти на переговоры с княжеской дочерью. Она была мила, она обещала, что после принятия отпустит ту, что я люблю, и позволит сделать её наложницей. На самом деле, мне следовало догадаться... это очевидно. Мы с Аил были истинной парой. Мы были похожи, противоположны в деталях, но одинаковы по сути. Я должен был понимать, что сам бы в жизни не оставил в живых соперника, на которого меня променяли много раз, из-за которого меня заставили унижаться и упрашивать... Без шансов. Так что, нечему удивляться, что, добившись от меня Обретения, Аил казнила ту, что я любил. Собственноручно.

Внутри Гун всё сжалось. Ей страшно было представлять это всё, но с другой стороны... Золотая драконица, княжеская дочка, чей истинный променял её на несовместимую с ним мерзкую фейри, отверг, несмотря на цветы...

Она почти ненавидела себя, но понимала Аил. Не одобряла, но определённо — понимала.

— Считается, что истинной паре можно простить всё, — усмешка Призрачного всё больше напоминала оскал. — Считается, что ненависть часто перерастает в любовь. Преимущественно, правда, так думают романтично настроенные особы, понятия не имеющие, что же такое ненависть... Но в случае с признанной парой у дракона всё сложнее. Все инстинкты, вся твоя сущность, всё внутри говорит тебе любить её; стираются границы меж вашими разумами. На это Аил рассчитывала, и справедливо. Чего она не учла, так это упрямства и свободолюбия, которым порой бывают наделены драконы. Она не могла подумать, до кого я в итоге доберусь. И какую сделку заключу... Но это уже другая история, о том, что некоторые вещи простить невозможно. Даже паре. Но их очень немного, и вам с Ижэ такое не грозит.

— Верно, — Гун улыбнулась так беззаботно, как могла; пора и ей принимать решение, верно? — Почтенный Старейшина... Скажите, есть ли какой-то способ для меня скрыть часть своих мыслей и воспоминаний перед разговором с вашим правнуком?

Он чуть нахмурился.

— Такие способы есть, — сказал старый Призрачный медленно. — Но ты уверена, что они тебе необходимы?

— Да, — она продолжила улыбаться. — Не переживайте, я не собираюсь обманывать его. Просто... есть вещи, которые ему пока не стоит знать.

Стальной Старейшина, наблюдавший за Гун всё это время, хмыкнул, будто увидел нечто весьма забавное.

— Хорошо, — отозвался Призрачный. — Но я искренне надеюсь, матушка: ты знаешь, что делаешь.

— Да, — отозвалась она.

И мысленно добавила: "Я тоже на это надеюсь."

* * *

Для разговора с Ижэ она ушла в отдалённую часть пещер, отжалованных драконьей армии под штаб. Она вертела в руках артефакт, способный скрыть её мысли и воспоминания.

И размышляла.

Гун успела узнать Ижэ достаточно для того, чтобы быть уверенной: он не захочет менять одну клятву на другую. Перспектива быть Главой Дома в Предгорье едва ли прельстит его достаточно, на драконье общество ему вполне закономерно наплевать, а для спасения братьев, пожалуй, он бы и к колодцу за водой не слетал.

Предположим, она скажет всю правду. И что потом? Ижэ скажет ей убираться отсюда, станет торговаться и тянуть время, а то и вовсе откажется наотрез. И тогда сражения на южном фронте не закончатся, "Призрачный вопрос" не будет решён, остальные братья умрут, а её малышка станет в Предгорье запретной персоной, ребёнком государственного преступника. Будут ли у неё хоть какие-то права? Спорный вопрос.