Ублюдок полоснул его по руке, резкий отблеск от клинка ослепил его. Гриффин не удержался и застонал. В этот момент он действительно почувствовал, как из его ран бежит кровь. Он чувствовал, что слабеет ещё больше.
Пространство наполнилось пронзительными воплями, и уж точно это кричали не самцы. Блядь! Ну почему Лэнс не может взять себя в руки? Ну почему он не может выполнять эти чертовы приказы? Гриффин крепко зажмурился и схватился за рану на руке. Между его пальцами сочилась кровь. Он был настолько слаб, что его регенерация проходила гораздо медленнее, чем обычно. Короче говоря, он был в полной заднице.
Лэнс глубоко дышал. И вовсе не от напряжения. А все потому, что он говорил серьёзно.
— Подними его на хуй или потеряешь руку.
— Остановись! — кое-кто из женщин кричал. — Оставь его в покое, — она казалась такой расстроенной. Чёрт… люди были расстроены. Всерьёз расстроены.
— Всё, блядь, кончено, — прорычал Лазарь. Его голос звучал раздраженно. Гриффин не винил его, учитывая, что Лэнс нарушил прямой приказ.
Должен же быть какой-то способ разрядить эту дурацкую ситуацию.
Лэнс покачал головой.
— Держись подальше, — он прищурился, глядя на Гриффина. — Мы — Элита, чёртова Десятка. Мы не кучка кисок. Подними. Этот. Меч, — он снова указал своим собственным клинком на оружие, лежащее у колен Гриффина.
Самец собирался закончить это так или иначе. Независимо от того, возьмёт ли Гриффин меч или нет. В первом сценарии он отказался, но Лэнс всё равно порезал его и выглядел, как колоссальный придурок. Во втором сценарии он поднял свой меч, и, как крайний неудачник, Лэнс разрубил его на куски. Хотя самец всё ещё выглядел бы, как придурок, он был бы обычным придурком, который был бы чертовски лучше, чем колоссальный. Он не мог допустить, чтобы Лэнс выглядел ещё хуже, чем сейчас.
Гриффин прищурился и стиснул зубы.
— Ты такой гребаный мудак, — он потянулся за мечом, и из колотой раны на его груди хлынула свежая кровь. Он почувствовал, что морщится, хотя боль была не такой уж сильной. Если ему повезёт, Лэнс не убьёт его, но судя по выражению глаз его друга, сейчас он мог на это не рассчитывать.
Гриффин действительно ненавидел умирать. Это было чертовски отстойно. Было чертовски больно чувствовать, как твоё тело перестает функционировать. Сердце останавливается, а лёгкие сжимаются. Ещё больнее было ощущать, как твои ткани начинают разлагаться, а мозг отключается. Было больно умирать, но настоящая агония — воскрешение.
Регенерация после смерти — самое худшее из всего, что он мог знать. К тому времени тело уже немного разлагалось. Настоящее мучение, когда всё снова оживает. Дыхание похоже на тёрку, проходящую по лёгким, а кровь — на наждачную бумагу, движущуюся по венам. Но хуже всего был паралич. Часы боли. Не имея возможности пошевелиться. Так больно, что ты, чёрт возьми, уверен, что не хочешь оживать.
— Ты не должен этого делать, — прорычал Лазарь в полный голос.
— Я вовсе не слабак, — сказал он, хотя и знал, что его товарищи по команде знают, что это правда. Гриффин чуть не потерял равновесие. Ему нужно было хотя бы попытаться встать во весь рост, поэтому он расправил плечи.
— На хуй это, — прорычал Лазарь. — Оставь его в покое, Лэнс.
Самец, которого он часто называл своим другом, улыбнулся. Лэнс выглядел растерянным. Вспышка боли промелькнула на его лице. Не физическая, а та, которую иногда можно было найти глубоко внутри. В этот момент Гриффин почувствовал к нему жалость. Конечно, в этом не было ничего смешного. Но только не для них обоих. Несмотря на боль, которую он уже чувствовал. Боль, что наверняка придёт, он простил Лэнсу в тот момент.
Его друг перестал быть самим собой. Это уже точно было известно. Лэнс был где-то там. Он собирался найти его и помочь ему. Но прямо сейчас, чтобы сделать это, ему нужно было умереть. Завтра… ну… он подумает о завтрашнем дне, когда снова взойдёт солнце.
Хотя даже пытаться было бесполезно, но годы тренировок заставили его поднять меч, когда Лэнс нанёс удар. В защиту самца, он был далеко не так агрессивен, как мог бы быть. Его рука задрожала, когда меч Лэнса вонзился в его руку в бесполезной попытке уклониться, а затем Гриффин почувствовал, как лезвие перерезало ему горло. Почувствовал, как его кровь хлынула в такт сердцебиению, которое уже ослабевало.
На лице Лэнса промелькнуло сожаление. И исчезло в мгновение ока. Никто другой этого бы не заметил. Но Гриффин знал, что это что-то значило для него.
Бедные женщины закричали. Ему очень хотелось сказать им, что всё в порядке. К несчастью, его голосовые связки были перерезаны, так что сказать это было невозможно. Ему нужно было сохранять спокойствие и умереть с честью.