Пара инопланетного дикаря

Я никогда не делала ничего подобного. Я пыталась изготовить глиняную посуду, но глины здесь недостаточно. Корзинки, которые я пыталась сделать из лозы, разваливались. Я не могу пойти в лес — мне становится страшно до такой степени, что я замираю, и кому-то приходится вести меня обратно в пещеру. Я никого не могу убить и ненавижу вид крови. Я ненавижу запах жира динозавра. Я ненавижу внешний вид костей, когтей и зубов динозавров, которые мы используем в качестве наконечников на копьях. Я ненавижу местные деревья. Я ненавижу вкус еды. Я ненавижу запахи джунглей и грязи.

Я не могу заставить себя убить животное. Я не ела мясо в течение многих лет, а в детстве у меня было слишком много домашних животных. В моей комнате всегда было полно клеток и ящиков для помета, а также маленьких животных — пушистых или не очень, потерявшихся или пострадавших. Моя мама даже объявила такое количество питомцев опасным для здоровья, когда маленькая ящерица, сбежавшая из под моей кровати, упала прямо на нее и напугала до крика. Но меня это не остановило — я просто стала лучше прятать своих любимцев.

Я всегда нахожусь рядом с пещерой. Мне настолько страшно, что все мои силы уходят на то, чтобы не плакать горькими слезами при мысли об опасностях, которые могут скрываться среди деревьев. А перед глазами все время стоит образ пикирующих не-птеродактилей, которые хватают других женщин, разрывая их пополам своими длинными зубами и унося тела.

Местные джунгли полностью парализуют меня, и я постоянно вздрагиваю.

И все это знают.

Я не просила, чтобы меня сюда привозили, ведь правда. Но другие девушки всегда делают что-то для общего блага: занимаются делами, отправляются в джунгли и возвращаются с новыми открытиями или новыми травами, приносят больше пищи. А храбрый пещерный человек помогает нам оставаться в безопасности. Они делают это, несмотря на опасности. А охота и убийство нравятся остальным не больше, чем мне. Но они растут, становятся более храбрыми и жесткими, потому что планета вынуждает их.

Меня же эта планета заставляет бояться. В огромных количествах.

Я не сделала ничего полезного для других. И эта идея с занятием керамикой, похоже, тоже не сработает. Кэролайн первая начала заниматься изготовлением горшков, но потом потеряла интерес и стала шить одежду. Поэтому я взяла это дело на себя. Я сделала пару пригодных для использования горшков, но это было несколько недель назад. Если здесь не найдется хорошей глины, то это конец.

Мы должны быть племенем. А в племени каждый должен быть полезным.

Никто не сказал мне ни слова обвинения или даже не послал расстроенного взгляда. Но я чувствую каждую секунду каждого дня, что не вношу свой вклад.

Я трусиха и халявщица.

Да, я ненавижу эту планету.

Но самое худшее состоит в том, что она заставляет меня ненавидеть себя.

Я беру новую горсть влажной почвы. Поначалу кажется, что структура достаточно мелкая и может сойти за глину, но потом весь ком разваливается и остается просто хрупкая порода. Я швыряю почву на камни и вытираю безнадежную слезу с лица.

— ¡Hijo de puta! (с испан. Сукин сын!)

Иногда единственные слова, которые срабатывают, это те, что ты знаешь всегда.

Глава 2

Арокс

— Ты в этом уверен?

Я оглядываюсь назад. Хенэкс стоит на том же месте, наклонившись вперед, и смотрит вниз в ущелье. Это классическая ошибка, потому что теперь он знает, что умрет, если упадет туда.

— Просто прыгай, — немного нетерпеливо говорю я. — Тут такая же ширина, как у ручья в деревне. Ты без проблем сможешь перепрыгнуть. Я верю в тебя.

Все еще глядя вниз, Хенэкс делает медленный и неуверенный шаг назад.

— Да, да. Конечно, я могу это сделать. Без труда. Я просто подумал, что скоро станет темно. И, скорее всего, твоя находка не имеет ничего общего с предками. Я размышлял об этом, пока мы шли, и теперь убежден, что она не так уж и важна. Вернемся в деревню.

Я понимаю, что Хенэкс просто боится прыгать через ущелье. Ему следовало не смотреть вниз, а просто идти следом за мной и прыгать не раздумывая. На самом деле расстояние здесь небольшое, но в глазах Хенэкса оно мгновенно возросло после того, как он увидел глубину ущелья.

— Все в порядке, — говорю я. — Нет смысла возвращаться. Мы шли весь день, и до места назначения осталось всего пару брет (прим. видимо единица измерения).

Я не стал напоминать своему спутнику, что он сам настоял на походе к странному объекту, найденному мной на последней охоте. Хенэкс — шаман нашего племени, и когда я прошлой ночью описал этот объект нашим людям, он заинтересовался больше всех.

— Несомненно, это артефакт предка, — сказал он. — Это будет большая честь для нашего племени, если я изучу и растолкую его. Возможно, это будет благословением.

Ну, предки — это дело шамана. Предполагается, что все, чего мы не можем объяснить, — исходит от наших давно умерших предшественников и отцов. Мне кажется, что Хенэкс должен увидеть этот объект. Для меня он все еще остается загадкой.

Глаза шамана бегают, и ему явно хочется развернуться и уйти домой.