Пара не пара - парень не парень

— Вышвырните его и больше сюда не пускайте!

Я задёргался, пытаясь вырваться, но они были сильнее. Напоследок один из выволокших меня за ограду сабельников подтолкнул в спину и тихо произнёс:

— Иди отсюда, малец, а то хуже будет.

Куда уж хуже?

И что теперь мне делать?

Всю дорогу до поместья я себя бранил и грыз.

Кровь продолжала набатом стучать в висках, мысли прыгали от «убить» до «убиться».

Говорят, «крепок задним умом». Это про меня. Если бы я не сразу кинулся к герцогу, а пошёл к нотариусу и со всех бумаг — дарственных, завещаний, купчих — снял нотариально заверенные копии и уже с ними отправился на приём, может, всё обернулось бы по-другому. Не было бы соблазна и возможности — и всё бы обошлось.

А теперь, когда подлинники документов утеряны, не доказать ничего.

Если завтра на пороге покажутся судебные приставы и меня вышвырнут из родительского дома, куда мне деваться?

Растерянность, беспомощность, униженность, отчаяние, ярость… так плохо мне не было ни разу в жизни, даже когда умер отец.

Нет, надо брать себя в руки. И не сжимать кулаки или рыдать, стуча головой о растущий во дворе фамильный дуб, а думать, как поступить дальше. И вообще думать. А ещё — впредь рассчитывать только на себя.

Но зачем, зачем богатому, знатному вельможе присваивать моё в общем-то средненькое поместье? Вряд ли оно нужно ему самому… Выходит, он хочет его продать. Наверное, несколько сот тысяч золотых и для герцога достаточный стимул, чтобы обобрать и вышвырнуть из родительского дома осиротевшего мальчишку.

Ладно, жалеть себя без толку. Тем более что сам виноват. Надо решать, что делать сейчас.

Одна вещь напрашивалась сама собой. Кроме поместья мне принадлежал маленький городской дом, который к спорному делу не относился, а потому и купчая, подписанная прадедом, и сам дом остались за мной. Вот туда — пока не заявились приставы, сабельники или новые владельцы — надо оттащить всё ценное и памятное, поддающееся перемещению. Сохраню что смогу, а потом стану думать, как вернуть потерянное.

И больше никакой горячки. Тем более что совсем нищим я пока не остался — есть ещё небольшой клочок земли, который в приданое принесла мама.

Обида, как горькая желчь, подступала к горлу. Я не я буду, но герцогу это так с рук не сойдёт! Мог бы убить гада — убил бы на месте. Задушил своими руками мерзавца! Но это не выход… За ним — эскадрон сабельников и власть, за мной — никого. Только клянусь памятью отца: я сделаю всё возможное и невозможное, но бумаги и поместье верну! А потом подумаю, как отплатить.

Грустно усмехнулся: есть одно, хотя и мизерное, утешение — соседу теперь точно не видать ни поля, ни заливного луга, ибо с герцогом не поспоришь.

* * *

Следующие два дня я, как мог незаметно, наблюдал за распорядком жизни в особняке, где расположился герцог. Картина вырисовывалась не радужная: их светлость действительно круглосуточно охраняли пол-эскадрона сабельников. Пройти, прорваться или незаметно проникнуть в дом не представлялось возможным. Если бы у меня были воровские навыки… но бесшумно лазить по крышам и взламывать замки я не умел, этому дворянских отпрысков отчего-то не учат.

Мысль просочиться в дом под видом посыльного или торговца тоже пришлось отмести: такой люд не пускают дальше прихожей, да и то со стороны чёрного хода. И ещё: скорее всего герцог хранит важные документы в надёжном месте, которое сразу и не обнаружить. То есть, по разуму, просто заглянуть, схватить и убежать никак не получится.

Может, попытаться подкупить кого-то из прислуги? Деньги, пусть и не слишком много, у меня остались. Только кому можно доверять, если от меня отвернулись даже те благородные лорды и респектабельные соседи, которых я знал с детства? Просто внезапно перестали узнавать. Словно я в один момент превратился из уважаемого сына уважаемой семьи в прокажённого. Ну, или в невидимку. У несчастья и бедности нет друзей.

Но как же быть?

Наверное, сперва стоит попытаться разузнать о герцоге побольше. Вон, кстати, по улице прочь от особняка шагает компания сабельников. Судя по лицам, настроение у вояк хорошее, даже предвкушающее. И куда же они направляются?

Оказалось, в трактир, выпить. А как за выпивкой не поговорить? А я сяду незаметно неподалеку и послушаю — вдруг что-нибудь интересное или полезное услышу?

После первого тоста за честь и доблесть — хотя какая доблесть в том, чтобы охранять такую вот вельможную гниду? — разговор закономерно перешёл на дам. Кто такая Марлина, которую с хохотом поминали и за здоровье которой даже выпили, я не понял. Но уяснил, что их светлость неравнодушен к женскому полу и в каждом городе, который изволит посетить, находит подруг. И особенно почему-то любит рыжих.

Ну и что мне это даёт? Я же не девица и не рыжий, а светловолосый парень, пусть и довольно хрупкого сложения. Пару раз меня даже принимали за девчонку, потому что усов пока нет, но…