Пара Ноя

– Спасибо за салют. Правда, от тебя теперь пахнет порохом, – принюхалась к его одежде Яна. И обняла, как дочь, познавшая отца во всем его величии.

– От тебя тоже, – прислонился Макс губами к ее лбу.

В лифте Яна опустила сумку на пол и робко подняла глаза. Она смотрела на саму себя из зеркала. Точнее, пепелила ее взглядом та Яна, которая кормила псов с шершавыми языками. Но не та одиннадцатилетняя испуганная, готовая к тому, что ее юношескую плоть раздерут на части из забавы злобные церберы. А та, что перестала бояться и протянула им руку с кормом. Которой было щекотно от мокрых кожаных носов, касающихся запястья, и радостно, что заслонила собой Остина. Яна смывала с лица и шеи себя маленькой брызги крови – дурочка, боялась собак, искала спасения в людях, себя спрятала в скафандр правильности, искала Шамбалу в неведении реальной жизни. И реальной смерти.

Если реинкарнировать в камень, то только тот, что греется на ее пальце. Что бликами солнца разукрашивал искаженную цитату Керуака о том, что люди повязаны между собой мечтами. На самом деле людей в оригинале связывали сны. И все последние ночи она проводила во снах с Никитой.

Эпилог

Возле подъезда Яну ждала уже знакомая ей машина Макса, представительская, статная, мужская, с характером породистого добермана, способного на резкие движения и грозный рык. Яна протерла влажными салфетками телефон и бросила его в урну, вытащив сим-карту и спалив ее зажигалкой. Закинула сумку в багажник и положила форму с деньгами. Взяла бумажную потрепанную карту, спрятанную в аптечку, где кружочком было обведено место на карте – деревня Алень в Брянской области, недалеко от природного заказника «Клетянский». Олень ехал в Алень.

Расположившись на водительском сиденье и настроив его под себя, она надела помолвочное кольцо на безымянный палец правой руки с застывшими, но еще не засохшими каплями крови, закинула голову назад, уперевшись в подголовник, чтобы не ронять слезы, и уткнулась взглядом в цветастое полотно неба, что виднелось через открытый люк.

На западе, куда она свернула с окружного кольца, догорал пурпурный закат, спичкой поджигая горбатые мосты над пропастями человеческих судеб.

И пока лучевидные стволы оголяющихся деревьев мелькали штакетником за окном, а фонари лили охру в туман, Бог наверняка жалел, что создал их. Ной отплывал от берега. Туда, где гипербореи хранят сакральный север от грязи, что топчут кирзовыми сапогами и разносят потом по городам и захолустьям. Перетягивают в жгуты человеческие судьбы, как волокна хлопка в корабельные канаты.

Где-то по левую руку засыпала Оптина пустынь, основанная раскаявшимся разбойником. Справа в пролесках возле Оки дыбились курганы вятичей, что после тризны насыпью помечали свои земли памятью о предках. Водолазы-авантюристы искали церковь, спрятавшуюся от фашистов на илистом дне карстового озера. Русалка Нерусса из легенды о ссоре с половецкой ратью манила сонных рыбаков, подплывая к берегу, ежилась, шипела что-то на своем… Так и Яна себе под нос бубнила детскую считалочку, чтобы не уснуть. Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…

К ночи в Брянской области обещали заморозки, чтобы в ледяной хрусталь запечатать бабье лето.

Никита ждал ее там.