Однажды отец, не помню уже по какому ничтожному поводу, появился в мастерской в высшей степени раздраженный и, совершенно несправедливо набросившись на меня, изругал меня в присутствии рабочих. Я, уже давно переставший его бояться — что он отлично понимал и что вызывало в нем глубокое негодование,— показал себя в тот день не менее вспыльчивым, чем он. Я выложил ему все, что накопилось у меня на душе. Рабочие, никогда не видевшие меня в состоянии подобной экзальтации, были ошеломлены. Отец был не меньше их удивлен моей неожиданной смелостью, и едва только я, дав выход тому, что у меня наболело, замолчал: «Хватит,— сказал он,— вон с моих глаз. Ты теперь взрослый. Можешь сам зарабатывать себе на жизнь. Убирайся отсюда, и чтобы ноги твоей больше не было в этой мастерской». Я тотчас же весьма дерзко ответил ему: «Бесконечно счастлив вырваться из этой адской ямы, и можешь не беспокоиться — больше ты меня никогда не увидишь!». Услышав это, отец, ослепленный гневом, схватил со скамьи первое, что попалось ему под руку, и замахнулся в мою сторону...
Потрясенный происшедшим, я бегом помчался домой, к маме. Мне казалось, что я сойду с ума. Однако я чувствовал, что в моей жизни произошло нечто важное. Я вырвался из той среды, которую ненавидел: я был свободен, был полным хозяином своих действий. Мама, увидев в каком я состоянии, сразу догадалась, что у меня с отцом произошла крупная ссора. Я рассказал ей все, как было, и она, глубоко пораженная, жестоко упрекала меня за то, что я позволил себе быть непочтительным. Но когда мать поняла, что я твердо "решил завтра же покинуть Рим, она заплакала. Бедная мама! Помню ее, точно все это было вчера. Помню ее преждевременные морщины на лбу, ее немые слезы, лившиеся безостановочно, ее печальные слова, выдававшие страх перед возможным и, может быть, более опасным повторением ужасающей ссоры, когда отец вернется вечером с работы.
Я уверял, что ничего не случится и старался главным образом доказать ей, что мой уход из дома — поступок не предосудительный. Обещал ей, что не причиню ей никогда ни малейшего огорчения и все деньги, которые мне удастся заработать, я буду откладывать для нее. Ей не придется никогда оплакивать мое отсутствие, сказал я. В моем тоне, хотя и бессознательно, ощущалось уже тогда верное предчувствие моей счастливой судьбы. Взволнованная, мама обняла меня. «Но, сын мой,— воскликнула она,— куда же ты направишься?». Я ей не ответил. Или сказал не помню что. Принятое мной решение, хотя и несколько рискованное, было твердо.
Как описать соответствующим образом мое душевное состояние в вечер накануне ухода или, вернее, бегства из дома? Не говоря о других чувствах, разве неясности будущего, боязни одиночества и мыслей о возможных опасностях было недостаточно, чтобы заставить меня провести бессонную ночь? Я не очень-то надеялся на людей. Благодаря известному жизненному опыту я уже знал, что большая часть их не слишком расположена помогать ближним.
Брат пришел в спальню уже после того, как я лег в постель. Он не знал о том, что произошло, и не пожелал мне, как обычно, спокойной ночи, полагая что я сплю. На самом же деле я не спал и раздумывал о том, что буду делать завтра. При первых лучах утренней зари я залюбовался спящим братом, его вьющимися светлыми волосами, изяществом его лица, и мне пришла в голову мысль сравнить себя с ним, глядя в зеркало. При виде моей физиономии, столь на него не похожей и ко всему прочему еще и увядшей под влиянием перенесенных страданий, я не выдержал и, плача, рухнул на кровать. Кое-как взяв себя в руки, я стал одеваться, стараясь не шуметь. Но бульканье воды в умывальнике все же разбудило брата, и он с удивлением спросил, почему я собираюсь в мастерскую в такую рань? Тогда я предложил ему самому встать пораньше, чтобы вместо меня открыть двери мастерской, так как я ухожу и больше не вернусь домой. Он мне, конечно, не поверил и, думая, что я шучу, повернулся на другой бок, пробормотав в полусне: «Счастливого пути!».
Глава 2. ВНЕ ДОМА
(Г вышел из дома на цыпочках, закрыв дверь со всей воз-можной осторожностью. Очутившись на улице, я в последний раз взглянул на окно в комнате мамы и с мыслью о ней отправился в путь.