Состав проехал через «Речной» с его яркими цветными витражами. Острые слепящие иглы дневного света, исторгаемые окнами метромоста, впились в мои зрачки, вызывая приступ легкого головокружения, как при падении во сне. Метромост разрушен, я знал это наверняка. Состав сейчас просто рухнет вниз!
Я вцепился в отполированный тысячами рук поручень, как будто это могло уберечь меня от падения.
Вот сейчас. Сейчас мы упадем.
Еще секунда.
Но нет. Поезд мирно ехал через мост, а Бродяга, вскочив на свободное сиденье, уперся передними лапами в стекло и вовсю смотрел на открывающийся за окнами метромоста вид. Внизу шумели деревья. Не те узловатые, уродливые, сросшиеся между собой массивы древесины, которые сталкеры видели на поверхности, а обычные, с ровными стволами и ветвями.
Через несколько секунд под нами оказалась река с плывущими по ней прогулочными корабликами и катерами. Украшавшие их лампы и гирлянды отбрасывали разноцветные отсветы на по-вечернему темную воду.
Вдали, на левом берегу, мерцали огни.
На границе сознания меня преследовало смутное чувство, что с этой картиной что-то не так. Спустя еще мгновенье я раскусил эту загадку – перспектива не менялась, то есть, где бы мы ни находились, мы видели объекты под одним и тем же углом, и точка на горизонте, где сходятся зрительные линии пейзажа, не смещалась в зависимости от нашего движения. Если и есть аналогия этому, то можно сказать, что мы ехали мимо большого ярко светящегося телевизора.
– Нравится? – поинтересовался Туз.
Я кивнул и улыбнулся. Ну конечно, очень логично иметь здесь что-то вроде закольцованной анимации вида на реку.
– Станция «Студенческая», – объявил голос из динамиков.
– Это наша, – сказал Пиковый, подталкивая меня к выходу.
Состав замер у платформы и раскрыл двери. Кроме нас, из поезда не вышел больше никто.
«Студенческая» была, кажется, самой скромно отделанной станцией во всем метро. Тем не менее, несмотря на отсутствие панно, как на «Сибирской», красного камня, как на «Проспекте», или витражей, как на «Речном», «Студенческая» поражала.
Стены, колонны и пол здесь были вымыты до блеска. Стальные буквы с названием станции сверкали в свете ртутных ламп. Между белых, как снег, колонн тянулись ряды жилых палаток. Пологи некоторых были откинуты, и я мог рассмотреть, что внутри. В каждой палатке горело несколько небольших электрических лампочек. Даже на «Проспекте» хотя бы одна-две лампы в палатке считались роскошью. Наша станция, конечно, производила электричество, но вот лампочек у нас осталось всего ничего, и стоили они баснословно дорого.
Это, безусловно, было место, которое я не видел никогда в жизни, и, как мне казалось, не мог бы собрать этот образ из известных мне фрагментов, но голос разума был не впечатлен и требовал больше доказательств.
Из ближайшей палатки шустро выбрались несколько человек в белых халатах. Один из них нес в руках стеклянный шар с подключенными к нему шлангами и маской. А внутри самого шара зеленело какое-то растение, покрытое сиреневыми цветами.
Мы прошли мимо торговца книгами. Он громко выкрикивал названия и имена авторов, расхваливал сюжеты и вообще всячески зазывал прохожих. Впрочем, он мог так не распинаться, к его лотку все равно стояла приличная очередь.
У гермодверей в конце платформы собралась небольшая, но шумная толпа. Вернулись сталкеры. И судя по радостному гомону, вернулись не только без потерь, но еще и с богатым «уловом». Я подошел поближе и увидел туго набитые рюкзаки, сброшенные на пол. Один из сталкеров, хохоча, рассказывал собравшимся какую-то забавную историю, приключившуюся с группой на поверхности.
Сердце купалось в забытом ощущении тепла. Когда я возвращаюсь из рейда наверх, у меня не остается сил не только на смех и болтовню, но иногда и на то, чтобы просто дойти до своей палатки. И хорошо, если моя группа вернулась в том же составе, в каком и вышла. Ну что опять за мерзкий, скребущий голосок разума? Почему я не могу принять, что где-то все может быть хорошо? Хотя бы в искусственно созданном мире-библиотеке.
– Здорово тут у вас, – сказал я с легкой тенью неискренности.
– Просто у нас тут коллектив хороший, – Туз обнял меня крылом. – И образы у них получаются мирные. Извини, конечно, но вы там все грызетесь друг с другом, детей своих в рабство продаете, за лишнюю горсть патронов готовы убить. День прожили – хорошо. Живыми из дозора вернулись – тоже. Как звери живете, – Пиковый сплюнул. – Скоро вообще забудете, что людьми когда-то были. Люди вроде тебя там задыхаются, но вынуждены существовать по зверским законам, чтобы хотя бы выжить.
Мой взгляд снова зацепился за торговца книгами. Это был абсолютно седой, но молодой еще парень с кривой бордовой рытвиной шрама на виске. Торговец расхаживал по платформе из конца в конец, расхваливая свой товар. К парню подходили покупатели, они о чем-то переговаривались, и одной книгой на лотке становилось меньше.
Мимо нас чуть ли не строем прошли какие-то люди, облаченные в старые лабораторные халаты. А позади них шли двое с оружием.