Парад искажений (СИ)

Он шёл по коридору управления и думал — а правильно ли он поступил, не отдав оригиналы документов Трефилову. Чтобы было бы, если бы документы оказались у генерал-лейтенанта? Наверное… ничего. В документах фигурируют странные фамилии, скорее всего зашифрованные. Допустим, аналитики разгадают шифр. И что из того? Напрямую ничего не предъявишь, а значит, этими бумагами можно только подтереться. Как будет выглядеть следующее?.. Ткачёв заходит в кабинет чиновника по фамилии Иванов и говорит — наши аналитики считают, что под фамилией Елин вы скрываетесь, как агент иностранной разведки. Чиновник тут же вызовет скорую из психбольницы. И это в лучшем случае.

Нет, можно взять Иванова, посадить в Лефортово и мучить бесконечными допросами, пока тот от скуки не подпишет соглашение о сотрудничестве. Но в итоге окажется, что Иванов западным спецслужбам, вообще, не интересен. Тогда Ткачёва будет мучить начальство бесконечными вопросами. А потом посадит в Лефортово вместо Иванова.

И Андрей Викторович пришёл к выводу, что правильно сделал, не показав документы Трефилову. К этим документам нужны ещё факты и ещё документы. Вот он и откроет оперативную разработку, а спрятанные документы будут основанием для неё.

Увлеченный мыслями, Ткачёв прошёл в кабинет, не обратив внимания на Елизавету. И тут же сел за стол писать поручения своим оперативникам. Написав, наложил на них секретность и сложил папки в сейф.

— Елизавета Сергеевна, — сказал генерал в интерком. — Оформите курьера для передачи дел в оперативную разработку. Всего четыре дела — Гришаеву, Городову, Муслимову и Агеевой.

— Хорошо, Андрей Викторович, — отозвалась секретарь. — Может быть, сделать вам кофе?

— Спасибо. Не откажусь.

И Ткачёв открыл папку, переданную ему Трефиловым.

В документах были данные об открытом уголовном деле по краже драгоценностей у вдовы писателя Алексея Толстого — Людмилы Ильиничны. Преступники проникли в дом Толстой, представившись сотрудниками милиции, заперли старушку с домработницей в туалете и вынесли из квартиры драгоценности и несколько подлинников полотен всемирно известных художников. Преступников отловили на следующий день в ресторане гостиницы «Россия», где они пили и предлагали направо и налево купить у них бриллианты. Правда, Толстая и её домработница на очной ставке воров не узнали.

Ткачёв хохотал до слёз. Елизавета Сергеевна, внося поднос с кофе в кабинет, посмотрела на генерала с большим удивлением. Он, вытирая слезы, махнул в знак благодарности.

— Всё нормально, — поспешил сказать секретарю. — Это я уголовное дело читаю.

— А я подумала, что анекдоты из журнала «Крокодил», — эффектно развернувшись и слегка покачивая бедрами, секретарь вышла.

Ткачёв и на это не обратил внимания, хотя стоило — выпуклости Елизаветы Сергеевны под узкой юбкой утром свели с ума почти всё управление.

В деле о краже дальше было ещё смешней. Консьерж тоже не узнал воров на очной ставке, хотя лиц на момент кражи они не прятали. Подозреваемые — три молодых человека, нигде не работали и не имели прописки. У них даже паспортов не было. Их личности до сих пор не были выяснены.

Ткачёв резко перестал смеяться, когда увидел список украденных вещей, составленный со слов вдовы писателя.

Пришёл курьер из секретной службы и Ткачёв немного отвлёкся, подписывая рассылку. Потом спохватился. Надо было поручить операм работу и по краже у Толстой. Но успокоился — дело не было секретным.

— Елизавета Сергеевна, — Ткачёв выглянул в приёмную. — Через полчаса пригласите ко мне Гришаева и Городова, пожалуйста.

— Хорошо, товарищ генерал, — холодно сказала секретарь.

Удивившись такой прохладе в её голосе, он вернулся к изучению материалов дела. Потом быстро написал в блокноте план мероприятий по нему и поставил ответственных. Чтобы не терять время снова вышел в приёмную отдать секретарю в печать.

Елизавета Сергеевна поливала цветы на подоконнике. Высокие горшки не позволяли ей дотянуться стаканом, чтобы не разбрызгать воду, и секретарь встала на стул. Но узкая юбка, в свою очередь, мешала поднять ногу, и она приподняла подол, оголив половину бедра. Поднявшись, забыла подол опустить. Или не забыла, думая, что быстро польёт цветы.

Вид оголенного бедра Елизаветы Сергеевны, затянутого в чулок с ажурной резинкой, вверг Ткачёва в ступор. Но по инерции он успел проговорить:

— Елизаве…

— Ой! — пискнула она, не зная что делать. То ли юбку опустить, то ли стакан поставить. В замешательстве закачалась на высоких каблуках. Стул опасно накренился.

Хорошо, что приемная была небольшая. Андрею Викторовичу хватило двух широких шагов, чтобы успеть подхватить женщину, собиравшуюся уже падать со стула. Поймав её на руки, Ткачёв подумал о трех вещах. Лиза совсем не тяжелая, несмотря на приличные выпуклости в нужных для мужчин местах. Кожа у неё на бедрах не рыхлая, а упруго-бархатная. Как она ходит в чулках, ведь на улице мороз.