Немецкие танки и пехота двигались вперед. Наш огонь достиг апогея. Командир батальона убеждал комполка нанести по атакующим огневой удар артиллерийским дивизионом. Тот обещал сделать это. Тем временем наша батарея успела перестроиться, и перед немцами возник заградительный огонь дымовыми минами. Погода тихая, ни ветерка, лишь легкое дуновение в сторону противника. Трудный для гитлеровцев момент! Они стали шарахаться из стороны в сторону, залегать. Через мгновенье по радио команда: „Приготовить гранаты!“ И вослед еще: „Гранатами огонь! Ура! Из окопов не выходить!“ Комбат кричал по радио для всех одновременно: „Огонь, огонь! Бейте гадов! Ура! В контратаку не переходить!“
Атаку отбили. Мы торжествовали. Комполка похвалил комбата за „ура“ в окопе. Сказал, что полк устоял на своем рубеже.
Я вдруг почувствовал: холодновато! Когда шел бой, не обращал на это внимания. А только напряжение спало, организм вошел в обычный ритм и выдал нормальные сигналы. Почему-то подумалось, что у порога уже вторая военная зима, а конца войне не видно.
[153]На душе было тоскливо от таких мыслей, но это чувство перекрывалось другим —
мы обломали фашистам зубы, хотя на них и работает вся Европа!Конечно, мне, лейтенанту, как и любому солдату, видно далеко не все, но сталинское „Враг будет разбит, победа будет за нами!“ — это не миф, а реальность, которую творили фронт и тыл, солдаты и командиры — все мы, в том числе и в окопах Сталинграда. Именно там реальность нашей грядущей победы становилась осязаемой…Все 79 дней и ночей, выпавших на мою долю здесь, в Сталинграде, были, несомненно, тяжелейшим испытанием. Не знаю, что такое ад, но уверен: даже учитывая, что там черти варят всех в котле со смолой, эти бои были тяжелее. Когда атака отбита, можно немного порассуждать, погрызть сухарь, закурить. Есть возможность пополнить боеприпасы, пообщаться с товарищем. Можно даже „попутешествовать“ из окопа в окоп, но глаза и уши, мозг и все тело все время в напряжении, будто тебя врубили в электросеть.
Всю вторую половину октября — с момента ввода в бой нашей дивизии и до первых дней ноября — мы были в сплошном пекле. Передний край постоянно „дышал“: то противник нас потеснит, то, неся потери убитыми и ранеными, мы отбиваем свои прежние позиции. Но 11 ноября вражеский удар был такой мощи, что левофланговый полк отошел, истекая кровью. Немцы прорвались к Волге.
А было это так. 7 ноября — в день 25-й годовщины Великого Октября — фашисты решили преподать нам урок. Сначала обрушили огонь своей артиллерии. Потом — нескончаемые налеты авиации. 9 ноября, правда, было несколько полегче, но уже на другой день массированные налеты авиации повторились. Мы тоже не молчали, но самолеты немцев непрерывно „висели“ над нами, не давая поднять голову. Только 10 ноября увидели два сбитых немецких бомбардировщика
[154]на той стороне. 11 ноября еще один подбили над городом. Он задымил, сбросил бомбы, снижаясь, потянул к аэродрому. Тут бы нашим зенитчикам ударить, но где они? Истребителей тоже не видно… Это пугало: неужели выдохлись? И немцы прорвались.Дивизия пыталась ликвидировать прорыв немцев к Волге, но успеха не имела. Да, произошла трагедия. Гитлеровцам удалось сосредоточить на узком участке очень крепкий „костяк“ и буквально продавить им наши войска, захватив небольшой участок берега. Держались они там намертво. А нас севернее по реке отрезали от группы полковника Горохова. Проще говоря, вообще отсекли от главных сил 62-й армии. Мы оказались фактически на острове. Позже дивизию называли островом Людникова — по фамилии командира дивизии.
Я все думал о Борисе Щитове: как он там? А его давно не было в живых. Шел снег, чувствовалось, что Волга скоро „остановится“. А мы — на острове. Нам нужны боеприпасы, продовольствие. Наверное, обо всем позаботятся наши командиры, не дадут пропасть. А еще позаботятся, чтобы обязательно соединились с главными силами армии. Разве знал я тогда, что в сентябре, и особенно в октябре и ноябре, Ставка ВГК интенсивно готовила грандиозную операцию по окружению и уничтожению сталинградской группировки немцев? Выход к Волге на двух участках — это, пожалуй, последнее, на что был способен противник.
Наше контрнаступление готовилось в ходе оборонительной операции.
Это была вершина военной теории и практики. Тут и накапливание как оперативных, так и стратегических резервов с одновременным решением задач удержания важнейших рубежей; тут и использование этих резервов — свежие силы вливались именно туда, где готовились главные удары; наконец, [155]уникальные мероприятия по сохранению в тайне готовящегося удара. Даже гитлеровский генерал Йодль говорил: „Самый крупный провал немецкой разведки в октябре — ноябре 1942 года связан с тем, что она прозевала сосредоточение крупных сил русских на флангах 6-й армии Паулюса“.