Парадигма крови (СИ)

Они распрощались. Остальные тоже вдруг засобирались, откланиваясь с Сашком. На прощанье Данила пожал мне руку и сказал:

- Я в сорок пятой живу, если что, заходи, не стесняйся. В пятницу я дома.

«Он какой-то не такой, – пронеслось у меня в голове, – он, наверно, голубой!». Я отнял руку слишком поспешно.

В ту же пятницу мне пришлось прийти к нему в сорок пятую…

Но это, как говорится, совсем другая история. Позже, встречаясь с ним снова, я все никак не мог уяснить для себя: кто же он?

Он заинтриговал меня настолько, что я даже наводил о нем справки у общих знакомых. Одни говорили, что он завзятый бабник и секс-террорист, другие – что он наверняка голубой, третьи – просто выразительно крутили пальцем у виска. В одном все сходились: Данила Водорезов очень неординарная личность. Во-первых: Данила гадал. Гадал с точностью не менее девяноста процентов. Во-вторых: Данила самостоятельно выучил французский, немецкий и испанский. В-третьих: Данила уже на втором курсе работал в детской психиатрической больнице. Потом-то я понял, что к чему, и сошелся во мнении с Сашком Смольниковым – единственным человеком, который мог считаться Данилиным другом. Данька Водорезов – грандиозный паяц и мистификатор. Главным его развлечением был эпатаж. Он разводил всех и всегда. Ему нравилось морочить голову и притворяться, а делал он это, надо признать, с большим искусством. Духи Станиславского и Нимеровича-Данченко не давали покоя студенту педиатрического факультета Даниилу Водорезову. И еще он познакомил меня с Викой. Они дружат с первого класса.

Я закончил бритье, улыбаясь. Еще раз глянув на себя в зеркало, я будто очнулся и с удивлением отметил, что все еще могу улыбаться. События прошедшей недели, как мне казалось, начисто отбили у меня эту способность. Внутри снова появилась тупая боль. Тянущая, ноющая на одной ноте, сосущая где-то под ложечкой. Снова завертелось по протоптанной в мозгу тропинке беспрерывное: «Как же так, как же так, как же так?» Я привычным жестом провел по подбородку и, отстраненно наблюдал, как меняются мои глаза.

Такие глаза я видел не один раз: повернутый в себя, иссушенный взгляд тяжелобольного. Я сделал усилие и загнал навязчивый вой поглубже в себя. Я должен жить, я должен снова дышать, есть, пить и работать. Вот сейчас поговорю с Данькой, поделюсь своим нежданным горем, напьюсь до поросячьего визгу, авось пройдет, исчезнет, развеется… Собираясь, я продолжал думать над этим, но мысли уже не оформлялись в слова, прикрытые привычными, полуавтоматическими действиями.

Стоя перед зеркалом в прихожей, и засовывая права в карман куртки, я снова глянул на себя, и снова встретил взгляд бездомной собаки. Чего я жду от этой встречи? На этот раз я ответил себе прямо: я жду помощи. Моя жизнь круто изменилась, мои надежды рухнули, моя любимая девушка ушла!

Да не просто ушла, а исчезла, растворилась без объяснения причин. Ни слова, ни жеста, ни знака! Да, я понимаю, у нее была какая-то депрессия, да, она была не такая, как все, но не сумасшедшая же она?! А может, это все же шизофрения, МДП, паранойя? А может, я что-то сделал неправильно, что-то такое, о чем сам не знаю? Все те же вопросы без ответов, все та же наезженная колея в моей голове! Заблудился, потерял почву под ногами, не вижу выхода. Я хряснул кулаком по притолоке: Артемий Пламень получил неожиданный, непредсказуемый удар и пребывает в глубоком нокауте, аминь! Я захлопнул дверь и начал поспешно спускаться, безбожно грохоча ботинками по ступеням.

Он стоял у подъезда. Как всегда элегантен, как всегда грациозен. Я вышел из машины, чтобы пожать ему руку. Быстрый пронзительный взгляд, и вот уже Данька трясет мою руку более энергично, чем всегда, его улыбка открыта, его голос исполнен бодрости.

- Приветствую тебя, о, Хозяин Ножа!

- Привет и тебе добрый внучёк старины Фрейда!

Я пытаюсь хорохориться, но он уже оценил, понял, насколько все плохо. Впрочем, его никогда не удается провести.

- Куда?

- Туда, где можно пить, курить и говорить!

- Тогда в «Мучачос».

- Где это?

- Да возле рынка на месте старого «Летнего». Не был там еще? Хотя конечно, откуда тебе! Ты же был занят, – говорит Данька, и я ощущаю сочувствие, а не иронию.

- Хорошо, к рынку, так к рынку. Там музыка не слишком орёт?

- Тихое место, достойное. Тебе понравится, увидишь.

- Да, с моим настроением только в бар «Зеленая тоска», помнишь «Голый Пистолет»?

Мы доехали, делясь новостями и ничего не значащими фразами. А в конце дороги случайно всплыло, что Данька, оказывается, защитился и даже издал книгу. Он не хотел говорить о себе, он видел, что сейчас нужно говорить обо мне.