- Лейтенант Пламень, вы арестованы по подозрению в дезертирстве, предательстве Родины и шпионаже в пользу противника. Сдайте табельное оружие!
И он протянул руку ладонью вверх. Я проглотил тугой комок. Кровь бросилась мне в лицо. Негнущимися пальцами я расстегнул портупею и перевязь меча и положил тяжело звякнувшую пряжками кожу в раскрытую ладонь.
- Мне нужно видеть Чулиева. У меня доклад... – прохрипел я вмиг севшим голосом.
- Увидите, несомненно, когда придет время. – Майор холодно улыбнулся. – А сейчас проследуйте в камеру. – Он кивнул конвоирам с автоматами наперевес.
- Постойте, а...какое сегодня число? – Я вдруг обмер, вспомнив, что я уходил с Земли первого сентября.
- Двенадцатое декабря — ответил майор слегка поколебавшись.
- Мне срочно, срочно нужно видеть Чулиева, это очень важно, жизненно важно!!! – я шагнул к майору и автоматы разом звякнули, вскидывая дула.
- Ему уже доложили, не сомневайтесь, – майор сощурился.
- Пожалуйста, обязательно скажите ему, что речь идет о гибели Земли, об Армагеддоне, черт вас забери! – я сжал кулаки и закусил губу. – Дуло уперлось мне в бок, но я отмахнулся от него, словно от надоедливого комара.
- Поспокойнее! Обо всем будет доложено. А пока, чтобы успокоиться – вы напишете свое донесение на бумаге. Смирнов — дайте ему там бумагу и ручку. – Он посмотрел куда-то мне за спину и кивнул. Ведите его в камеру.
- Вы не понимаете, дорога каждая секунда!
Он только плотнее сжал губы и холодная сталь уперлась мне в спину.
- Вперед!
Я почувствовал как время сжимает мне горло, словно петля палача.
Успею ли я убедить Чулиева прекратить интервенцию, ведь пусковые установки наверняка уже смонтировали...
Я пошел вперед, мимо длинного ряда камер, шаги глухо отражались от стен.
Дверь одной из них с лязгом открылась, впуская меня в маленькое помещение без окон, со стенами, выкрашенными тусклой серой краской.
Молочный потолок, как и везде здесь, лил мертвенный и какой-то равнодушный свет на покрытый резиной пол.
Я прошел внутрь и сел на топчан, за маленький столик, и замер, стараясь успокоить взбесившиеся вдруг мысли. Лейтенант, вошедший следом, положил на стол несколько листков бумаги и ручку.
Глянув на меня сверху вниз, он удалился, лязгнули затворы дверей.
Я поставил локти на стол и обхватил руками голову, мне показалось, что череп готов взорваться.
«Так, надо рассуждать здраво» – сказал себе я и попытался взять себя в руки. Уставившись на белый лист я принялся рассуждать, ловя за хвосты мечущиеся мысли. Ну, то, что я еще жив и земля не выжженный, залитый черной лавой шар, это значит, что пуск ракет еще не состоялся, а может быть даркониды разрушили планы военных, может быть Вика нашла какой-то другой путь? Тогда мне совершенно нечего сидеть тут, дожидаясь...Чего дожидаясь? Встречи с Чулиевым, со Смольниковым, трибунала, конца света?
Я вспомнил мой первый день тут, тогда такая же паника владела мной и такая же тошнотворно-липкая неизвестность. Одно во всей этой истории было хорошо — я сталкер и пока еще никто не сможет удержать меня взаперти. Уверен? – ехидно спросил кто-то в моей голове.
Я закрыл глаза и принялся искать в темном пространстве алую точку. Ее не было. Волосы встали дыбом на хребте. «Так, тихо!» – прикрикнул я сам на себя.
Я снова попытался и понял, что проваливаюсь в панику еще глубже. Только черная беспросветная мгла да кружение мутных вихрей, так же, как наверху в степи.
Я старался снова и снова, но добился только того, что кровь застучала у меня в голове и затылок точно сковало горячим обручем. Я ничего не мог сделать, как будто и не умел никогда.
«Наверное, тут работают какие то чары, глушилки, что-то такое, что запрещает...» – подумал я. «Но от этого же не легче!» Отчаянье сжало мое сердце. Я никуда не смогу уйти. И это ощущается как паника, как смертная тоска. Я и не знал, что так быстро привыкну к этой свободе!
Вскочил.
Опять сел.
Снова встал, метнулся туда-сюда, от стены к стене и снова сел.
Обхватил голову руками, закрыл глаза и закачался мерно и ровно, точно медведь в клетке. Все это время мозг лихорадочно работал, перебирая и вновь откидывая десятки самых безумных вариантов. Мне показалось, что голова моя взорвется сейчас.
Как остановить готовое вот-вот свершиться безумие? Как сделать это до того, как человечество сделает последний шаг к гибели.
Время растянулось в резину, минуты казались бесконечными, а сердце билось об ребра, словно пленная птица о прутья тесной клетки. Наконец, мне удалось совладать с первым приступом отчаянья. Я как заклинание твердил себе вновь и вновь: главное, что у меня есть моя Вика. Мы снова вместе, Данька жив и здоров, а значит не все еще потеряно. Подумав о своей девочке, вспомнив ее улыбку и чуть припухшие от слез, но такие сияющие счастьем глаза, я все-таки немного успокоился. Время еще есть. Нужно подумать, что сделать. Я снова открыл глаза и посмотрел на белые листы на столике. Сколько я здесь? Полчаса? Час? Нужно придумать, что написать такое, чтобы непременно заинтересовать Чулиева. Что-то такое, о чем ему сообщат непременно и быстро. Впрочем...