Парадиз Ланд 2-1

       Высадив Павлову неподалеку от старинного купеческого особняка, Толмачев невольно поразился тому, сколь привлекательна была эта, немолодая уже, женщина, сзади. Отогнав от себя грешные мысли он снял с головы кепку и быстро поехал в прокуратуру. На то, чтобы собрать нужных людей у себя в кабинете, у него оставалось чуть более часа. Когда же он приехал на место, то сразу же выяснилось, что как раз с этим никаких проблем у него не будет, куда труднее ему было вытурить из кабинета Свиридова, зарывшегося в бумагах и следователя Опанасенко, которому осталось доработать до пенсии всего каких-то три месяца.

       Приглашенные Павловой товарищи были весьма удивлены тому, что старший следователь собрал не всю следственную группу, но Толмачев быстро пресек разговоры и велел всем хорошо подумать о том, что они смогут сообщить экстрасенсу, вызванному из Красноярска прокурором области. Только тогда, когда все приглашенные расселись по своим местам, он подумал о том, как же Павлова, не предъявляя своего удостоверения, сможет войти в здание прокуратуры, но она появилась уже через три минуты и сделала это самым неожиданным для него образом.

       Он так и не понял, как эта женщина смогла измениться за какой-то час. В аэропорту он встречал, в общем-то, ничем не примечательную серую мышку в больших очках с гладко зачесанными тёмными, с проседью, волосами, одетую пусть и дорого, но очень неброско. Поэтому, когда дверь открылась и в его кабинет вошла эффектная полногрудая блондинка лет тридцати, одетая в красивое летнее платье нежно сиреневого, с голубыми и зеленоватыми рисунками, цвета, он её не узнал. Блондинка, в которой можно было узнать Павлову только по очкам, да, ещё по её удлиненному носу, мило улыбнулась и, глядя в повестку, которую она держала в руках, представившись, спросила:

       - Извините, я Зоя Александровна Дроздова из Красноярска. Скажите, господин Толмачев здесь?

       Воробьев и Никитин, которые до этого момента строили глазки молодой девице, эксперту-криминалисту, тотчас, подскочили со своих стульев, уступая ей место. Павлова, однако, кивнув им головой, прошла к столу старшего следователя, отдала ему повестку и, поздоровавшись, тут же села в углу, почти скрывшись за сейфом. Оттуда ей была хороша видна и большая карта области с восемнадцатью черными кружками, и карта города, на которой таких кружков было двадцать три.

       Ещё к обоям были пришпилены булавками несколько десятков цветных и черно-белых фотоснимков. Некоторые были сделаны на месте преступлений и показывали очередную жертву Василиска. Другие фотографии были взяты из фотоальбомов родных и близких, изнасилованных и убитых, маньяком, девушек, на которых они были совсем другими, красивыми и счастливыми. Толмачев специально распорядился развесить на стене эти фотографии, ему казалось, что таким образом он заставит следователей работать интенсивнее.

       Дело это, что ни говори, было чертовски сложным и у них не было ни одного свидетеля, который мог бы им сообщить хоть что-нибудь. По делу также не было собрано никаких материальных улик. Всё, что они имели, это трупы этих девочек, фотографии и подробные результаты судебно-медицинской экспертизы. Этого маньяка почти сразу же прозвали Василиском потому, что он совершал свои преступления буквально в нескольких десятков метров от людей и никто ничего не слышал, словно все его жертвы окаменевали от одного только его взгляда и не только безмолвствовали, но ещё и не сопротивлялись ему. Ведь он не связывал им ни рук, ни ног и всё это наводило на самые невероятные мысли.

       Посмотрев на своих коллег с внимательным, пристальным прищуром, Толмачев, вдруг, понял, что всем им есть что сказать на этом совещании и что их совершенно не смущает присутствие, якобы, экстрасенса. Побарабанив пальцами по оргстеклу, покрывающему его стол, старший следователь сказал, по привычке, слегка растягивая слова:

       - Ну-тес, разлюбезные мои, кто хочет высказаться? - До поступления на юридический факультет, Толмачев закончил педагогический техникум и даже два года преподавал в школе историю, откуда и пошла эта его присказка, которая заставляла нервничать его подчиненных.

       Первым попросил слова Самсонов. Подняв руку, словно ученик, этот старый прозектор, похожий на Кощея Бессмертного, таким тощим он был, скрипучим голосом сказал: