Парадиз Ланд 2-1

       Старший следователь, делавший каждое утро трехкилометровые пробежки, рванул к ней так, словно собирался побить мировой рекорд на стометровке. Его даже не смутило то, что одежда сама слетела с его тела и он остался в чем мать родила и с бронзовым крестиком на шее. Правда, когда он взлетел над кроватью, игривая муза уже спрыгнула с неё и побежала к большим двустворчатым, стеклянным дверям.

       За ними, как и за всей стеной спальной, - являвшей собой одно сплошное широченное окно, виднелся какой-то субтропический парк, залитый ярким светом. Как раз это Григорию очень понравилось. Комнатные цветы он любил, хотя их в его новой квартире пока что почти не было. Матерому сыскарю было не привыкать бегать за всякими субчиками и он помчался по изумрудной траве вслед за весело смеющейся девушке.

       Возле самого бассейна муза, всё-таки, позволила ему нагнать себя и подхватить на руки. Глядя на изумрудно-зеленые воды бассейна, Григорий смело вошел в них и они закружили их обоих в каком-то сумасшедшем водовороте. В глазах у прокурорского сыщика померкло все и он не видел уже больше ничего, кроме фиалково-карих глаз Эрато, извергающих искры. Момента, счастливее этого, он никогда ещё не испытывал за всю свою жизнь и уже не мечтал о большем счастье.

       Прижимаясь к волосатой, словно ноги сатира, груди своего очередного возлюбленного и гладя его по крепкому плечу, тоже изрядно заросшему черными волосами, муза счастливо улыбалась. Этой ночью она, наконец, выяснила, что мужчины человеческой расы это нечто. Теперь она полностью поверила рассказам Лауры, которая, единственная из всех её новых подруг, имела счастье познакомиться с натуральным человеком. Сравнивать, разумеется, она не могла, ей просто не с чем было сравнивать, но теперь эта солнечная девушка прекрасно понимала, что мужчины человеческой расы кое в чём превосходят даже ангелов. Хотя бы в том, что ни у одного ангела в Парадизе было не найти такой уютной волосатой груди.

       Вместе с тем муза была приятно удивлена тем, что этот потомственный сибиряк оказался еще и удивительно нежным и трепетным любовником. Он вёл себя с ней в постели так, словно был одновременно и дотошным путешественником, впервые посетившим далекий остров и стремившимся тщательно исследовать и познать все его красоты и достопримечательности, и естествоиспытателем, желавшим познать все тайны тела своей волшебной любовницы. Так что, Эрато пришла в полный восторг от его мягкой, нежной и такой настойчивой любовной страсти. Понравилось ей и то, что этот парень сразу же понял, что именно она любит в сексе более всего и совершенно не стеснялся самых рискованных, с точки зрения большинства своих соплеменников, ласк.

       Дело дошло до того, что ему удалось то, чего не смог добиться Бертран, - разжечь Звезду Великого Маниту и заставить родинки его дочери заалеть и вспыхнуть так ярко, что если бы она захотела сделать своего Гришеньку братом, то тот смог бы перетащить на свой поджарый, весь в тугих кубиках мышц, волосатый живот, все пять родинок. Но как раз этого она и не хотела делать по целому ряду причин, главной из которых была та, что в Зазеркалье она не могла так свободно манипулировать небесной механикой. К тому же это сулило ей целую кучу сложностей и по другим причинам, ведь она, прежде всего, хотела изловить Василиска и предать его черную душонку самым жутким мукам ада.

       Лишь под утро её любовник в изнеможении замер, лёжа на спине и уснул, но перед этим муза, которая с первого же взгляда, брошенного ею на этого плечистого парня, поняла к чему он стремится в постели и чего жаждет его душа. А жаждала она так много и была столь неутолима, что музе пришлось излить на своего любовника чуть ли не всё то, что она узнала благодаря магическому перу Зиночки Васильчиковой. Так что, в какой-то мере, Гришку Толмача можно было пожалеть, ведь на него опрокинулся такой девятый вал эротических фантазий Эрато, что он едва не отдал Богу душу и только то, что под его загорелой лысиной имелись очень крепкие мозги прирождённого аналитика, спасло его от безумия.

       Хотя было уже половина одиннадцатого утра, Гришка Толмач, полностью лишенный сил, крепко спал и солнечная девушка, которой для полноценного сна хватило всего двух часов, могла спокойно нежиться на его волосатой, крепкой груди прирождённого чемпиона. То, что этой ночью этот мосластый, плюшевый сибиряк побил все рекорды, которыми могли бы гордиться небожители, было несомненным. Тут он оказался на высоте и мог собой гордиться.