Парадиз–сити

Он сидел, упершись лопатками в жесткую спинку скамейки и уставившись на бинт, которым все еще бы–ла обмотана его поврежденная рука. Подросток, как мог, пытался скрыть обуревавшие его чувства, зная, что, возможно, больше никогда не увидит Ло Манто, во всяком случае, живым. Всю жизнь он пытался ни с кем не сближаться, понимая, что в жизни на улице подобным эмоциям нет места. Безопаснее держаться от всех подальше, а дружеские отношения сводить к минимуму. Поступать наоборот было слишком рискованно. И он изо всех сил старался не привязываться к этому копу из Неаполя, рассматривать отношения между ними как чисто деловые и ни на шаг не выходить за эти рамки. Из собственного опыта Фелипе знал: на улице выживает тот, кто способен подавить в себе все чувства. Это помогает сохранить силы, сосредоточиться на главном, не обнаружить собственную уязвимость и не поддаться отчаянию. Он знал, что быть бездомным в любом городе, особенно таком безжалостном, как Нью—Йорк, лучше всего, превратившись в невидимку. Таким образом, значительно возрастают шансы, что тебя не убьют. Ло Манто перевернул в этой системе все вверх тормашками. С момента их первой встречи Фелипе понял, что отныне ему негде прятаться.

— На другом краю парка тебя дожидается машина, — сообщил Ло Манто. — Водитель привезет тебя в дом моего друга. Тебе там будет удобно и безопасно.

— Где живет этот твой друг? — спросил Фелипе. — Я этот район знаю?

— Он живет в Гарлеме, — ответил Ло Манто, вставая и направляясь к выходу из парка на Ист–сайд. — Очень похоже на Восточный Бронкс, только музыка лучше. Но это только в том случае, если он позволит тебе ее слушать.

— Отчего бы тебе просто не запереть меня в кутузке? — недовольно проворчал Фелипе. — Там мне было бы куда веселее, чем с твоим приятелем. И собака бы меня там не загрызла.

Ло Манто вытащил из кармана куртки пачку жвачки и предложил пластинку Фелипе. Мальчишка вытащил две и сунул в передний карман штанов.

— В тюрьму любой дурак попасть может, — веско произнес Ло Манто. — В мире нет ничего проще. А мне нужно, чтобы ты туда не попал. И, надеюсь, я еще успею удостовериться, что у меня это получилось.

— Ладно уж, уживусь как–нибудь с твоим другом, — пообещал Фелипе. — У тебя и в самом деле собственных дел хватает. Так что насчет меня больше не волнуйся, не трать времени попусту.

— Ты мне друг, Фелипе, — проговорил Ло Манто. — А волноваться за друзей — это не пустая трата времени. Слушай, не сделаешь ли мне одно одолжение?

— Какое?

— Постарайся не злить собаку, — попросил Ло Манто.

Фелипе улыбнулся.

— Обещать, конечно, не могу, — сказал он, — но сделаю все от меня зависящее. А ты мне ответную любезность не окажешь?

— Какую? — спросил в свою очередь Ло Манто.

— Постарайся, чтобы тебя не убили в мое отсутствие, — попросил Фелипе.

Ло Манто кивнул.

— Обещать не могу, — ответил он в тон мальчику, — но сделаю все от меня зависящее.

* * *

Дженнифер сидела на кухне в доме своего отца, попивая горячий кофе из большой кружки. Сзади нее тихо пело радио на местной волне станции Си–би–эс. Сэл Фабини колдовал у плиты, готовя завтрак, который нравился им обоим: яичницу из двух яиц, посыпанную сверху жареным сладким перцем и свежей моцареллой^[31]. Эту яичницу предстояло положить на два толстых куска поджаренного итальянского хлеба. На другой сковородке на слабом огне шипели полдюжины ломтиков свеженарезанногб бекона. Тарелки для завтрака между тем подогревались в духовке при температуре 120 градусов по Цельсию. Поэтому на кухонной стойке, под рукой, лежала белая рукавица — прихватка для горячей утвари.