Парадиз–сити

Джоуи Макгроу по кличке Тягач сидел на пустом деревянном ящике в темноте и прохладе и вслушивался в слова, которые эхом отдавались от поперечных досок настила длинного пустынного пирса. В левой руке он держал большой флоридский апельсин, в другой — острый нож. Разрезав оранжевый шар на четыре равные части, он впился зубами в сочную мякоть. Голос зазвучал громче:

— Тебе предоставляется возможность легко срубить миллион, а то и больше, — произнес голос. — И за что? Просто приехать, взять товар, а потом сбро–сить его. Если бы это было чуть легче, я забрал бы из школы своего сына и поручил бы это ему.

— Так чего ж ты не сделаешь этого? — равнодушно осведомился Макгроу, поднимая глаза на говорившего. — Я ведь не могу тебе в этом помешать.

Мужчина был высоким, под метр девяносто, и весил не меньше полутора центнеров. Некоторую часть этого веса составлял жирок, и с тех пор, как восемь лет назад они с Макгроу провернули первую совместную сделку, мужчина отрастил небольшое пузцо, но в основном его тело состояло из сплошных мускулов. Широченные плечи, руки, толстые, как корабельные канаты, шершавые мозоли на костяшках пальцев — все это внушало невольное уважение и намекало на род занятий этого человека. Макгроу так часто видел, как эти страшные клешни рвут и давят человеческую плоть, что не имел ни малейшего желания даже примерно подсчитывать, скольким людям они помогли отправиться на тот свет.

— Потому что парень только в четвертом классе и не умеет водить машину, умник ты эдакий, — ответил Рено по кличке Головоногий. — Иначе зачем мне было бы разговаривать с тобой! Парень хотя бы умеет выполнять то, что ему велят.

Грубый и хриплый голос Рено, казалось, царапал барабанные перепонки. О юных годах Головоногого было. известно мало, помимо того, что он приехал в Нью—Йорк еще подростком и проделал долгий путь по запутанным коридорам иерархического лабиринта каморры, неизменно доказывая свою незаменимость во всем, что ему поручали. У него был врожденный дар проворачивать самые сложные сделки с наркотиками, и, не успев перешагнуть двадцатилетний рубеж, он превратился в наиболее доверенного наркодилера каморры. За несколько десятилетий, минувших со времени его прибытия в Нью—Йорк из Неаполя, Головоногий сумел создать разветвленную сеть в портах обоих городов, встав во главе цепочки наркоторговли, ежегодно приносившей, по самым скромным подсчетам, не менее ста пятидесяти миллионов долларов. Он выстроил эту структуру в несколько ярусов, сделав для блюстителей закона практически невыполнимой задачу определить, кто поставляет наркотики и кто получает за них деньги.

Единственной вредной привычкой самого Рено было курение, а жил он в пятикомнатной квартире в двадцати минутах езды от города. В Неаполе у него также была квартира — двухкомнатная, которую он унаследовал от матери. В налоговой декларации Рено указывал ежегодный доход в размере семидесяти пяти тысяч долларов плюс двадцать пять тысяч в виде прибыли от небольшой подрядной компании на Манхэттене. Он никогда не привлекался к уголовной или какой–либо иной ответственности, не был замечен в местах, где традиционно ошивались члены каморры, и поэтому не попадал в облавы. Каждые полтора месяца Рено менял номер сотового телефона, а дома имел телефон, номер которого не значился ни в каких справочниках, и с которого ни он сам, ни его жена, ни двое их детей никогда не делали исходящих звонков. Он был идеальным представителем каморры — добропорядочным и законопослушным снаружи, коварным и беспощадным внутри.

Рено шагнул к Макгроу, наклонился и уставился на него своими мертвыми глазами.

— Сделка назначена на вторник, — медленно заговорил он. — Все должно пройти, как запланировано, — без сучка и задоринки. Если что–то пойдет не так, ты должен будешь все исправить. Я на тебя полагаюсь. Понял?

— Люди, с которыми я буду встречаться, известны? — спросил Макгроу. — Я, знаешь ли, люблю сюрпризы, только когда мне дарят подарки на Рождество.

— Двое мужчин, одна женщина, — сказал Рено, скользнув взглядом по пустой пристани. — Мужчины — немцы, говорят с акцентом, но ты это вряд ли услышишь, поскольку они предпочитают помалкивать.

— А зачем там нужна женщина?

— Она — банкир, — ответил Рено. — Немцы перевозят наркотики, но не могут выложить деньги за большую партию. Она — может.

— Ты с ней уже имел дело?

— Было такое, — кивнул Рено, — пару раз за последние пять лет. Тогда все прошло чисто, сейчас все должно быть так же.

— Она симпатичная? — осведомился Макгроу, и на его рябом лице мелькнула змеиная улыбка.

— Во вторник увидишь, — буркнул Рено. — Но я бы на твоем месте был с ней осторожен. За то время, что я ее знаю, у нее пять раз сменились напарники, причем все они были мужчины и европейцы.

— А что с ними стало?

— Можешь сам у нее спросить, — ответил Рено. — Будет, с чего начать разговор. Но сначала — дело. Во вторник отдашь ей наркотики, в среду заберешь деньги. Если решишь в нее влюбиться, жениться и переехать на Мауи, отложи это до четверга.