Парадокс Апостола

Дарио откашлялся, пытаясь прибавить голосу солидности, и представился специалистом по проведению социологических опросов. Министерство образования проводит исследование, ориентированное на педагогический состав французских школ, поэтому он хотел бы пообщаться с кем-то из учителей с двадцати-тридцатилетним стажем. Его собеседнице исследования были, мягко говоря, безразличны: ее с утра мучила острая мигрень, а за окном стояла такая невыносимая жара…

Дарио получил сразу две фамилии, после чего из трубки раздались красноречивые гудки. По первому номеру ему дозвониться так и не удалось, а вот по второму ответил трескучий мужской голос, принадлежащий преподавателю физики, господину Филиппи. Он прекрасно помнил выпуск 1995 года — это был очень дружный класс — и, конечно, Гаспара и других мальчиков. Энцо Колоннá, например. Они ведь с Гаспаром были неразлучны до той страшной трагедии с его отцом…

Поговорив со стариком еще пару минут, Дарио поблагодарил его и распрощался.

* * *

Парижский аэропорт стонал от наплыва туристов.

За чемпионатом Европы по футболу последовал финал велосипедной гонки Тур де Франс, и толпы нетрезвых футбольных болельщиков сменились эшелонами дисциплинированных любителей велоспорта.

На вылете также царила полная неразбериха: задержки рейсов наслаивались одна на другую, в проходах между рядами кресел накопителя пассажиры играли в карты, жевали истекающие майонезом сандвичи, обсуждали последние политические сплетни.

Родион, нацепив массивные наушники, прибавил звук и попытался отвлечься от происходящего вокруг него хаоса. Всего через четыре часа его ждал самый зеленый из всех греческих островов с полным набором отпускных удовольствий…

Наконец объявили посадку, и лавина отпускников хлынула в цилиндрическое нутро авиалайнера.

Родион занял свое место в первом салоне, втайне надеясь, что рядом с ним не окажется детей и словоохотливых стариков.

И ему повезло.

На соседнее сиденье опустился круглолицый православный священник, пахнущий чистотой и святостью. Самолет затрясся, словно нехотя пополз по взлетной полосе, а потом стал резко набирать обороты и как-то неожиданно оторвался от земли. Батюшка трижды перекрестился и уткнулся в пухлую книжицу, которую не выпускал из рук все это время. Родион отметил, что шрифт ее был кириллическим.

«Не иначе Жития святых апостолов читает», — подумал он, пытаясь поудобнее пристроить ноги в узком пространстве между креслами.

Попытки отвлечься от мыслей о расследуемом деле, как он ни старался, заканчивались полным фиаско. Накануне отъезда с ним связался Дарио, который успел-таки повстречаться с близким другом Гаспара Истрия.

— Солидный человек, владелец сети автозаправок, — гудел далекий Дарио, и голос его заглушался шумом волн и счастливыми детскими вскриками. — Но как о Гаспаре зашла речь, всю его дружелюбность как рукой сняло. Замкнулся, помрачнел. Сообщил, что ничего о нем не знает уже много лет…

— А ты попытался надавить на болевые точки? — поинтересовался Родион, накануне ознакомивший Дарио с основными тактиками дознания. Одна из них предполагала, что у каждого опрашиваемого есть свои «точки тщеславия» или «точки боли» — тот скрытый мотив, который заставил бы его вступить во взаимодействие с расследователем.

— Конечно! Прощупал его основательно.

— И те события он комментировать не стал?

— Нет. Он был совершенно непроницаем. На прощание произнес только чуднóе: «Долги… они платежом страшны, особенно сыновьи».

Эта фраза не шла у Родиона из головы со вчерашнего дня.

Отец и сын.

Кольцо вокруг последнего сужалось, и Родион уже не сомневался, что мотив самооговора Апостола кроется не в служении национальной идее или банальному золотому тельцу, а в каком-то личном роковом обстоятельстве. Но каком?

Сколько ни кружил он вокруг этой запутанной истории, нащупать истину никак не удавалось.

Он достал из сумки блокнот и отыскал составленную ими схему потенциальных источников информации, чтобы сделать отметки рядом с уже отработанными векторами и наметить следующие шаги. Поставив крестик возле имени Энцо Кастела, Родион вдруг почувствовал легкий укол беспокойства, которое быстро переросло в твердое ощущение, что эта фамилия ему уже где-то попадалась…

Развернув папку с отсканированными газетными статьями, где подробно описывалось убийство префекта и весь последующий уголовный процесс, он принялся их листать, пока не натолкнулся на искомое. Одного из главных свидетелей — появившегося, правда, как-то запоздало, всего за несколько недель до окончания предварительного следствия — звали Доминик Кастела. Именно он, управляющий Театральной ассоциации Корсики, в тот трагический вечер встречал почетных гостей на ступеньках театра. И именно он якобы видел в подробностях, как было совершено нападение на префекта в темном переулке, хотя лица подозреваемого в темноте разглядеть не мог.