Парадокс Гретхен

– Нет, мам. Не хочу я такого тепленького местечка. Хочу душу свою для себя сохранить. Ее же, душу-то, за очень короткий срок можно дяди-Левиному черту скормить. Он тоже без таких витаминов жить не может ни дня, этот проклятый его чертик. Вот, казалось бы, все у нашего дяди Левы есть. Как там, дай вспомнить… Ага, вот! Владелец заводов, газет, пароходов! Обладай всем в свое удовольствие! Тешь себя! Ан нет. Если перефразировать, то эти заводы, газеты да пароходы – всего лишь жиры, белки и углеводы. А витамины где? Чертик витаминов требует, хиреет он без них! Без микроэлементов безраздельной власти, без возможности владения и бесконечного манипулирования живой душой – катастрофически хиреет! И помереть даже может без витаминов этих! И тете-Жанночкиному чертику тоже без них конец придет! И потому мы все им нужны. А больше всего – ты нужна. Безропотная и испуганная, тетей Жанной совсем порабощенная, задавленная, – ты, наша мамочка. У нее ведь нет других подруг, правда?

– Господи, это же жестоко, сын… Зачем ты так со мной… Не надо, прошу тебя…

Голова у Аси кружилась уже давно, тошнота подступила к самому горлу… Тонкая и прозрачная, но казавшаяся такой незыблемой защитная стена в лице Жанночки и Левушки рушилась прямо на глазах, разбивалась в мелкие звенящие осколки. Вообще, конечно же, Ася прекрасно понимала, о чем толкует сейчас ее сын. И про чертей, и про витамины – все понимала. Но только зачем, зачем ей было нужно это понимание? Для чего? Она так привыкла жить за этой стеной, привыкла отдавать себя, и свое время, и свою душу… Зато за этой стеной сидели у нее под крылом они, ее дети – Пашенька со Светочкой – сытые, одетые и обучаемые, и все было так хорошо, так надежно и привычно. И не жалко было Асе своей души и времени – пусть берут. Неважно, кто – люди, черти… И она совершенно, ну совершенно не готова к этому сыновнему протесту. Как это – прийти на день рождения Жанночки без Павлика? Да она же обидится! И Левушка обидится! Да это же скандал будет! Жанночка так любит слушать Пашкины песенки, любит ему подпевать хриплым и пьяненьким, не попадающим ни в одну ноту голоском… Нет, нет, это невозможно! Этого не будет! Она не вынесет Жанниной обиды, просто не переживет…

– Павлик, ну пожалей меня, а? Ну, я прошу тебя, пойдем… Ты же в ужасное положение меня поставишь! Что же я им скажу?..

– Мам, да не надо тебе ничего говорить! Не надо ничего объяснять! Я свободен, понимаешь? Я не хочу больше быть витамином для черта!

– Павлик, но как же… Давай исходить из того, что мы с тобой уже приняли от них помощь! Это ведь немалые деньги, а для нас так просто нереально огромные, которые дядя Лева…

– А про институт, мамочка, я тебе вот что скажу…

– Пашка! Заткнись! Надоело! – закричала вдруг до сих пор молчавшая Света и сделала брату страшные глаза. – Хватит, ты что?! Остановись, пожалей маму…

– Конечно, хватит! – ободренная Светиной поддержкой, резко произнесла Ася. – Ничего, пойдешь как миленький! Чего это я тебя тут уговаривать вздумала? Еще и чушь всякую выслушиваю! И вообще, ты мне кто? Ты мне сын! И этим, мой дорогой, уже все сказано! Ты будешь делать так, как надо! Как тебе мать скажет. И давай больше не будем это обсуждать, ладно? Не зли меня, Паша…

– Нет, мама. Я тебя очень люблю, но туда больше не пойду. И тебе не советую. Жалко мне тебя…

– Нет, пойдешь!

– Нет, мама, не пойду. Прости меня…

Павлик помрачнел и как-то странно сжался, съежился в углу дивана. Но тут же вскочил на ноги и, мотнув головой, как молодой бодливый бычок, быстро ушел в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Ася проводила его взглядом, пожала плечами и растерянно повернула голову в сторону дочери.

– Светочка, я ничего, абсолютно ничего не понимаю. Что такое происходит, объясни мне? Ну как же так? Прямо пик максимализма какой-то у парня образовался так резко, так вдруг… Ведь все, все, о чем он говорил сейчас, полная ерунда, правда, Светочка? Ведь ты так не считаешь?

– Что, мам?

– Ну, про чертей, про витамины…

Света молчала. Сидела, низко опустив голову, внимательно разглядывая свои розовые хорошенькие ладошки. Потом, будто решившись, откинула с лица вытравленные перекисью жесткие волосы и, виновато взглянув в материнские глаза, тихо произнесла:

– Так я о том же пыталась тебе рассказать, мам… Помнишь, тогда, на кухне? Только ты меня не услышала. Накричала, и все…

– Да помню я, помню! А как, как не кричать, скажи? Эти ваши с Пашкой юношеские фантазии кого хочешь с ума сведут! Напридумывали себе бог знает что!..

– Это не фантазии, мам…

– Ну все, Светочка, довольно.

– Мам, я вот что еще хочу…

– Хватит! Все, я сказала! Давай лучше будем думать, как нам из положения этого выйти, с Пашкой-то. Представляешь, как тетя Жанна оскорбится? А Левушка? Ой, даже подумать страшно… Может, наврем чего-нибудь, а? Заболел, мол… Как думаешь?