В конце концов, когда сеанс продолжался уже более часа, один из терапевтов закончил его обращением к младшему, десятилетнему сыну, который никогда ничего не говорил, хотя явно внимательно наблюдал за происходящим. Терапевт спросил мальчика, какое впечатление на него производили этим летом родители, когда были вместе. "Хуже, чем в прошлом году, – мгновенно ответил мальчик, – когда София была больна. В этом году они гораздо больше тревожились и раздражались друг на друга. Папа злился на маму, когда София опаздывала, а мама держала для нее обед на плите. Мама была грустная. Папа и Целия [сестра] часами разговаривали с мамой, добиваясь от нее обещания, что когда София опаздывает, она не будет подогревать для нее обед и не будет задавать ей никаких вопросов. А потом, когда мама нарушала свое обещание, папа приходил в ярость…"
На обсуждении мы попытались резюмировать свои наблюдения. София отреагировала на предписание прошлого сеанса тем, что отказалась от роли патриархального отца и пришла одетая очень женственно. Ее поведение во время сеанса уже не было психотическим. Из описания того, как она вела себя летом, мы сделали вывод, что она заключила тайный союз с матерью, замаскировав его грубостью и "издевательствами". Мать, со своей стороны, прятала свой альянс с Софией за тревогой и услужливостью, допустимыми для "хорошей матери".; Особое положение этой парочки представляло собой R угрозу для остальных членов семьи и вызывало у них бессильную ярость. Было очевидно, что София и ее мать ощущают свои силу и превосходство. Мы должны были дать такой комментарий, который бы парадоксально расстроил все это семейное устройство, поставив
Поскольку момент был критический, мы решили дать письменное предписание. Это вносило в терапию неожиданный и драматический элемент. Мы составили следующий план завершения сеанса. Сообщив семье об этом своем решении, мы попросим отца сделать копии предписания, чтобы у каждого члена семьи был свой экземпляр. Затем мы прочитаем комментарий вслух, в то время как коллеги за зеркалом будут внимательно отслеживать различные реакции семьи. Комментарий был следующий:
"На нас произвели глубокое впечатление действия, предпринимаемые отцом, Антонио, Линой, Целией и Ренцино с целью создать Софии условия для того, чтобы она заполнила жизнь матери. В действительности они убеждены, что члены семьи должны постоянно по очереди поддерживать интерес матери к жизни, даже если это заставляет ее страдать. Прекрасно зная независимый характер Софии, они понимают, что чем больше настаивают на ее уходе от матери, тем сильнее вынуждают ее привязываться к ней".
Молчание, последовавшее за чтением этого текста, было полным. Все сидели уставившись на нас и не шевелясь, словно пригвожденные к креслам. Терапевты поднялись, чтобы вручить комментарий отцу, и одновременно они сообщили дату следующего сеанса. Все члены семьи, кроме матери, начали медленно подниматься с кресел, она еще какое-то время не двигалась с места. София попрощалась с терапевтами; ее вялое рукопожатие и напряженная улыбка свидетельствовали о ее усилиях продемонстрировать, что она владеет ситуацией.
Описание терапевтического воздействия должно сделать более понятным определение, данное в начале главы. Оно в высшей степени глобально, системно и включает всех членов семьи без каких-либо исключений. Моралистические оценки членов семьи и семейных группировок отсутствуют.
Косвенно продемонстрированная и притом отрицаемая коалиция между матерью и Софией была поставлена на один уровень с открытой коалицией между отцом и остальными детьми. Позиция последних получила вместо негативной оценки ревнивого соперничества позитивную оценку заботы о матери и привязанности к ней. Такой комментарий вызвал замешательство у всех, но в особенности у Софии. Что оставалось делать ей теперь, когда терапевты охарактеризовали ее как настолько независимую, что другие могут поставить ее в ситуацию, когда она
Глава 16. Терапевты заявляют о своем бессилии, но никого не обвиняют