Рост, вес, группа крови, последние анализы и прививочный паспорт.
А потом внезапно два слова, увидеть которые я никак не ожидал.
Против воли вырвалось:
— Вот это да…
Пришлось снова воспользоваться поисковиком, хотя я и так догадывался, что именно он ответит.
Закрыв документы, я просто залип в окно, на стекле которого появились первые капли. Подумал, каково это, каждый раз бояться выйти на улицу, когда за окном темно и тучи. А солнечных дней в нашем городе от силы пару десятков в году наберется.
Значит, больше всего на свете ты боишься промокнуть, девочка…
Детка, да ты еще и недотрога…
— Отвечай, — снова раздался крик, вернув меня из собственных мыслей в реальность.
А потом она меня заметила.
В глазах ее читалась не только ярость. Боль давняя, которую только сильнее разбередили.
Пусть ее не было видно сквозь маску ярости, но я бы не смог не разглядеть. Потому что знал о масках и боли все. Мог писать энциклопедии о их разновидностях и последствиях.
— Я их сжег, — произнес Макс буднично.
И прежде, чем успел что-либо сделать, девчонка дернулась вперед, выхватывая стакан из его рук, и выплеснула содержимое в лицо. А потом как гранату метнула в мою сторону.
Уж не знаю, кого благодарить за хорошую реакцию, но меня спасло лишь то, что, рассыпаясь отборным матом, я вовремя нагнулся, потому что уже в следующую секунду стекло со звоном разбилось о стену, разлетаясь осколками.
Девчонка же развернулась на несуществующих каблуках и умчалась прочь.
— Хренасе, — глядя из-под темных очков, ошеломленно произнес Тон. — Бей или беги.
— Тут, похоже, оба варианта сразу, — покосился я на него все еще полулежа, вытаскивая застрявший в волосах кусок стекла.
— Вот это да! — похлопала Адель, выходя из ванной. — Лесниченко, ты продул всухую.
Макс, стирая капли с лица, ухмыльнулся.
— Вы что, спорили? — спросил Антон.
— Он поставил на то, что новенькая не решится прийти, — ответила девушка, и Тон закатил глаза. Я знал, о чем он подумал. Богатые, вечно скучающие мажоры, как обычно в поисках развлечений. — Что бы мне загадать? — губы Адель растянулись в довольной ухмылке. Так, что на мгновение я засмотрелся.
Адель была красива до неприличия. И отлично знала об этом.
Я встретил ее полтора года назад на благотворительном ужине, куда был приглашен вместе с родителями. Прямо на приеме, отец отвел меня в сторону и спросил:
— Нравится?
Я кивнул.
Глупый вопрос. Такие девушки не могут не нравиться.
— Я хочу, чтобы ты начал с ней встречаться, — сказал он. — Девчонка Шульмана лучшая для тебя партия. Забери, пока не опередили.
Уже через неделю мы были вместе.
В мире больших денег все решается просто. Как в делах. Бизнес-план составляется на год, пять и пятнадцать лет вперед. Я заранее знал, когда должен сделать ей предложение. Знал, какое кольцо должен выбрать, в каком районе будет построен наш дом и даже в какую школу пойдут наши будущие дети.
Нынешние же отношения походили на демо-версию того, что будет ожидать меня всю оставшуюся жизнь. Меня устраивало.
Адель была из тех девушек, которых не любить просто невозможно. В ней начисто отсутствовало высокомерие, наглость и пошлая истеричность, присущая почти всем девицам академии. Отец, как обычно, оказался прав — из всех она была лучшей.
Любил ли я ее?
Скорее, да.
Хотя никогда не говорил этих слов. Не чувствовал, что они необходимы.
Она была в моем вкусе. Столь же умна и расчётлива. Знала, когда настоять на своем, а самое главное, когда смолчать.
— Встанешь на колени и при всех признаешься мне в любви, — произнесла Адель. Макс ударил ладонью по лицу. Тон оторвался от листания новостной ленты и поднял бровь. — Мне конечно же придется тебе отказать. — Она отправила в мою сторону воздушный поцелуй. — Будет забавно послушать сплетни.
— В обмен на желтую карточку, — потребовал Макс, тряхнув мокрыми волосами.
— Еще чего. Вытрись и успокойся, — я бросил ему перекинутое через спинку стула полотенце. — Это последний раз, когда ты делаешь что-то без моего ведома.
— Но…
— Девчонка на стипендии. А ты реально уничтожил всю ее одежду.
— Упс, — произнес он, разводя руки в стороны.
— Упс? — переспросил я, медленно вставая и подходя ближе. — Это все, что ты можешь сказать?