Парадокс Вигнера

На следующий день во второй половине дня на той же площади в центре городка начался Круг казаков. Мирослава пришла, как обещала Кондратию, и он не отпускал её ни на шаг, стоя в первой шеренге круга казаков. Девушка удивлялась желанию своего возлюбленного, ведь здесь решался главный вопрос о нанесении упреждающего удара по войску крымского хана в Азове. С планом, предложенным Кондратием выступил его отец-атаман и он же отвечал на вопросы сомневающихся в успехе стариков, первым из которых высказался старейшина Харлан Шадра.

— А ежели ентот ваш пленный турок набряхал, щаво тоды будить? — спросил Шадра, хитро прищуриваясь.

— А нищаво и не будить! — с ехидцей отвечал Черкашенин, уверенный в успехе плана, — щаго мы могём потеряти от того, што лишний разощек побьём басурмана в яго крепости? Скольки раз, дед Харлан, за последния пять годков мы брали азовцев у кольцо?

— Два раза, коли не больше, я щаго-то и не припоминаю тощно! — ответил Шадра, — тольки доси и не полущилася отбити крепость сабе….

— А таперча могёть и полущитися, дажа ежели и крымчане не появлются тама! — отвечал Черкашенин, — нас таперча больша стало на три, а то и на чатыре тыщи!

— А хватить ли силёнок на татар, пасля того, как отобьети крепость? — задал вопрос, сомневающийся глуховатый старик Юхым.

— А хто табе, дед Юхым, гутарил, што мы сначала Азов будим брати, а посля на татар налятим? — ехидно отвечал Черкашенин, — помаринуем турок у крепости, а подоспеють татары, порубаем их усех и турок дожмём!

— Ну, коли так, то любо атаман! — согласился Шадра, — мож хто имеить другоя мнения, нихай гутарить!

— Я тожа гутарю любо, атаман! — поддержал старейшину дед Наум, — пора давно Азов сабе отбити, негоже под боком турков держати!

Больше сомневающихся в успехе похода на Азов не было, и Круг громогласно прокричал «Любо!». Новосильцев молчал, но по выражению его лица можно было с уверенностью утверждать, что ему очень понравился настрой казаков на победу и над крымскими татарами и турками, засевшими в крепости и контролирующие выход в Азовское море. Князь с удивлением смотрел на дочь, стоящую рядом с Кондратием и не понимал, зачем она пришла слушать о решениях военных вопросов. Княжна с безразличием внимала информацию чего нельзя сказать о Белояре, с воодушевлением и даже с радостью, воспринимавшим решения Круга.

Вторым решением было формирование команды для охраны и сопровождения посольства Новосильцева до реки Воронеж, чтобы оттуда князь добирался до Москвы обратным ходом. К удивлению Новосильцева ни Кондратий, ни Белояр не проронили ни слова. Желающих сопровождать княжеское посольство нашлось много и уже на следующий день три струга должны были отправляться вверх по течению до устья Воронежа. Черкашенин приказал команде быстро вернуться, с тем, чтобы струги могли участвовать в походе на Азов и его осаде. И после того, как были рассмотрены вопросы военного характера, Белояр «ошарашил» не только князя, но и Черкашенина. Он вышел на центр Круга и заявил о своём участии в походе на Азов.

К удивлению самого Белояра и вопреки его предположениям, что отец не позволит ему остаться в Раздорах, князь воспринял его рвение сражаться с татарами без возражений. Это решение вызвало негодование Кондратия. Он качал головой с кислой гримасой на лице и жестами показывал Белояру своё недовольство, Кондратий считал, что Белояр должен был хотя бы известить их с Мирославой об этом, когда возвращались рано утром с противоположного берега Дона в лодке. Но больше всех удивил сам Кондратий, когда после Белояра, вывел на центр круга Княжну Мирославу. Черкашенин с удивлением смотрел на сына и не понимал цели его обращения к Кругу.

— Товарищи мои, казаки, — начал Кондратий, — я люблю Мирославушку, дочь князя Новосильцева и хочу взять себе в жёны.

У Черкашенина отвисла губа от удивления, он испуганно смотрел на Новосильцева, ожидая его возмущения и отказа. Где это было видано, чтобы простой казак брал в жены русскую дворянку? Белояр открыл рот от удивления, а Мирослава покраснела от стыда, но широко улыбаясь Кондратию, покорно смотрела ему в глаза. Он подошёл к ней вплотную и, как тербовалось в данном случае, прикрыл девушку полой своего зипуна. Белояр осознал значимость этого решения Кондратия и уже улыбался ему, показывая, что поддерживает их брак. Он и сам попросился в поход против азовцев в надежде, вернувшись оттуда, жениться на Анфисе. Наступила непредвиденная пауза, казаки, образовывающие шеренгой круг, молчали, не сводя глаз с атамана и князя.

— Ну, а щаго? — первым прервал паузу Шадра, — пара достойная, велищавая, да и Кондрашка ужо сам сабе вольнай казак!

— А што будить гутарить батька яго? — спросил дед Наум, — ён как? Не супротив ли?

— А щаго табе яго батька? — накинулся на деда Наума Юхым, — не батька женитися, а Кондратий!

— Я ить щаго думаю? — не выдержал Черкашенин, — наш обыщай могёть позволити нам поженить Кондратия и Мирославу! Но надоть выслухать Яво Сиятельства, мож ён будить супротив?