Парадокс Вигнера

Казаки, выполняющие работу матросов, быстро, чтобы не сердился атаман, снялись с якоря и все три струга на вёслах пошли на разворот. На атаманском судне гребцов было шесть человек, а на двух других, что поменьше по четверо. Парус применялся только при попутном ветре и за ненадобностью он пока был подвязан к рее. Виднелись две небольшие пушки по обоим бортам струга, грозное оружие, используемое казаками при захвате купеческих барж и судов, во времена разбоя на Дону.

Атаман сопроводил Новосильцева в свою каюту, тесную комнатушку под верхней палубой струга, где казак высокого роста быстро накрыл стол. Нарезал шмат сала, очистил несколько луковиц, вяленого осётра, положил в миски говядину-солонину и, конечно же, чёрствый хлеб. Таким скудным был сухой паёк даже у атамана, который ничем не отличался от еды рядовых казаков. Новосильцев удивился, что атаман не угощал его спиртным, и даже не спросил, желает ли князь чарку водки? Приступив к трапезе, атаман начал разговор о предстоящем сопровождении посольства в Константинополь.

Новосильцев тут же отметил для себя специфический диалект казаков. Атаман говорил твёрдо, медленно и протяжно, но не плавно, и с заметным «яканьем». Вместо «ч» произносил «щ», иногда вместо «и» говорил «ы», а «щ» заменял двумя «шш». Такие словечки как «табя», «сабя» или «тябя», «сябя», «щаво», «яво», «маво», «тваво», «сваво», «вядро», «мяня», «ня знаю», «лятучкя», «штоля» невольно вызывали у князя улыбку и атаман заметил иронию Новосильцева.

— Щаво, князь лыбишьси? Языка штоля маво не понимашь? — спросил он с улыбкой.

— Понимаю атаман! — улыбался Новосильцев, — непривычно ваш говор слышать, немного исковерканный….

— Для маво уха и твой смяшён, — ответил атаман, — но не обрашшай на мяня вниманию и не обижайси!

Беседу о предстоящих переговорах с турками в крепости Азов, вели попутно с обедом конфиденциально. Дела государевы не должны слышать посторонние люди и Новосильцев заранее попросил об этом атамана.

— Щаво табе? — рыкнул Черкашенин на казака, готовившего обед и заглянувшего в каюту.

— Можа вам ишшо щаво подати? — спросил казак.

— Ступай отсель, — отмахнулся от него атаман, — здеся секреты государевы обсуждаемси! Я покличу табя, коль понадобишьси!

Мирослава и Белояр обедали вместе. Девушка долго принюхивалась к еде, очевидно, ей не нравилась такая пища, но, в конце концов, голод заставил её за обе щеки уплетать вяленого осётра, а затем и солонину. Белояр приступил к поеданию сразу, без обнюхивания, он давно воспитывал в себе аскета и не обращал внимания, что ему предлагалось на обед. После трапезы брат и сестра вышли из каюты и, минуя гребцов, усердно работающих вёслами, поднялись на верхнюю палубу. Сын атамана Кондратий стоял у штурвала и смотрел вперёд. Он с безразличием скользнул взглядом по девушке и отвернулся, не замечая её присутствия. А Мирослава, наоборот, как заворожённая, старалась показаться ему на глаза. Даже Белояр оторопел от её настойчивости.

— Княжне необходимо вести себя подобающе! — прошептал ей на ухо брат.

— Это он! — прошептала в ответ Мирослава, — посмотри, и лицо и торс, всё его! Он только без доспехов и оружия….

— Кто он? — не понял Белояр.

— Мой витязь из мечты! — шептала Мирослава, — это он! Теперь я под его защитой и ничего не боюсь….

— Сестра, — пытался успокоить её Белояр, — ты княжеских кровей теперь и забудь на время свои мечты.

— Тебя как зовут, витязь? — крикнула Мирослава, не обращая внимания на Белояра, — и где доспехи твои с оружием?

— Кондратий! — назвал своё имя парень, и раздражённо добавил, — не замай мяня, я стругом правлю! Аль зенки повылазили у табе? Девками я зараз не интересуюся, да и батька гутарит, рано мне ишшо с ними якшатися….

— Меня Мирославой зовут! — представилась девушка, и, указывая на брата, продолжила, ни взирая на реакцию Кондратия, — а это княжич Белояр, брат мой!

— Ступай отсель, не замай! — повторил Кондратий, — я же гутарю: девке на судне нещего якшатися!

— Пошли сестра, он ненавидит людей из Московии! — советовал Белояр, — грубияны они, эти казаки, хотя и произошли от русских. И с женщинами грубы, как холопы на Руси.

Мирослава и Белояр прошли на нос струга, и сели на какой-то ящик, прибитый к палубе. Солнце клонилось к горизонту, и живописные берега разлившегося во время паводка Дона завораживали своим видом. То заросшие лесом, то ивняком, а то и подступившей к воде степью, они принимали вечерние лучи апрельского солнца, и отсвечивали ярко зелёным цветом. Дон был полноводен и величав, делая повороты то вправо, то влево, захватывая кое-где повалившиеся деревья, нёс их к своему устью, чтобы передать Азовскому морю, как дар от Великой Руси. Кондратию приходилось внимательно смотреть вперёд и лавировать меж возникающими то тут, то там буреломами.

— Кондрашка, матрю твою турецкую, — послышался крик атамана, — как стемнеить, к берегу рули и на якорь на нощь! Завтря с утра, снова за штурвалу….

— Понял я батянька, — отозвался Кондратий, — ишшо трохи, покель видать, а там и на якорь стану!