Парадокс времени

– На карту поставлена не только жизнь матери Артемиса, – сказала она.

Жеребкинс выключил телевизор, чтобы человек не смог его услышать.

– Я знаю. В случае повторной вспышки болезни волшебному народцу грозят большие несчастья. У нас нет противоядия.

– Надо допросить Опал Кобой. Где-то должны были сохраниться ее записи.

– Опал всегда хранила наиболее ценные формулы в голове. Думаю, лесной пожар застал ее врасплох – один коварный удар лишил ее всех доноров.

Компания «Кобой индастриз» разработала специальный ультразвуковой манок и установила его в заповеднике Тсинги де Бемараха на Мадагаскаре, чтобы приманить лемуров. Практически все лемуры на острове откликнулись на зов – и погибли в пожаре, возникшем из-за удара молнии. К счастью, почти все зараженные уже прошли курс лечения, но пятнадцать подземных жителей все-таки умерли в изоляторах.

Артемис остановился и громко откашлялся. Он был готов поделиться своим планом и хотел, чтобы друзья ни на что не отвлекались.

– Наша проблема решается сравнительно просто, – сказал он.

Жеребкинс снова включил телевизор, и на плоском экране появилось его лицо.

– Наша проблема?

– Перестань, Жеребкинс. Не прикидывайся бестолочью. Болезнь подземных жителей мутировала и стала распространяться среди людей. У вас нет противоядия, так же как и времени на его разработку. Кто знает, сколько человек уже заразилось чаротропией.

«Включая меня самого, – мысленно добавил Артемис. – Я почти наверняка заразился, когда пытался исцелить мать».

– Мы установим для поместья карантинный режим, – сказал Жеребкинс. – Распространение вируса можно предотвратить, если никто не попытается лечить твою мать с помощью магии.

– Я сильно сомневаюсь в том, что моя мать – первая, кого поразил этот недуг. Трудно поверить в подобное совпадение. Уверен, есть и другие больные, и кто знает, до какой стадии развилась болезнь у них.

Жеребкинс хмыкнул – так он выражал свое согласие с чужим мнением.

– Скажи мне, Артемис, в чем заключается твое «сравнительно простое решение»?

– Я вернусь в прошлое и спасу лемура, – ответил Артемис с лучезарной улыбкой, словно предложил искупнуться в жаркий летний денек.

Молчание. Несколько минут стояла полная тишина, прерванная в итоге сдавленным ржанием Жеребкинса:

– Вернешься…

– В прошлое, – закончила за него Элфи полным сомнений тоном.

Артемис расположился в удобном кресле, сплел пальцы и кивнул:

– Готов выслушать возражения. Приступайте.

– Откуда такая самоуверенность? – спросила Элфи. – После всех трагедий, свидетелями которых мы стали, после разрушений, причиной которых послужили твои планы…

– Это решимость, а не самоуверенность, – поправил ее Артемис. – На осмотрительность нет времени. Матери осталось жить всего несколько часов, и волшебному народцу не больше.

Жеребкинс наконец захлопнул разинутый от изумления рот.

– Ты хоть представляешь, сколько заседаний конституционного комитета мы должны провести, чтобы только вынести этот вопрос на рассмотрение Совета?

Артемис небрежно манул рукой:

– Не имеет значения. Я изучил Конституцию волшебного народца. В ней не упомянуты ни люди, ни демоны. Если Номер Первый решит мне помочь, вы не сможете на законных основаниях помешать ему.

В спор вступила Элфи.

– Артемис, это безумие. Путешествия во времени признали незаконными не просто так. Возможные последствия даже незначительного вмешательства могут оказаться катастрофическими.

Артемис грустно улыбнулся:

– Да, конечно, знаменитый парадокс времени. Если я вернусь в прошлое и убью собственного дедушку, то перестану существовать? Лично я согласен с мнением Горбена и Берндта, а эти господа полагают, что последствия уже наступили. Мы можем изменить только будущее, но не прошлое или настоящее. Если я вернусь, значит я уже возвращался.

Элфи было очень жаль Артемиса – болезнь Ангелины пробудила мучительные воспоминания о последних днях ее собственной матери.

– Артемис, мы не имеем права вмешиваться, – мягко произнесла она. – Люди должны жить так, как им предписано судьбой.

Артемис понимал, что должен встать и произнести пафосную речь, доказать свою правоту, но не мог. Он собирался самым наглым образом обмануть своего ближайшего друга, и чувство вины давило почти невыносимо.

– Ты уже вмешалась, Элфи. – Он посмотрел ей прямо в глаза.

Элфи вздрогнула, услышав его слова, и подняла забрало:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты вылечила мою мать, вылечила и погубила.

Элфи машинально отпрянула и подняла руку, словно защищаясь от ударов:

– Я? О чем ты говоришь?

Артемис, продолжая лгать, попытался заглушить чувство вины вспышкой ярости:

– Ты вылечила мою мать после осады. Это ты заразила ее чаротропией!

– Это невозможно, – вступился за эльфийку кентавр. – С момента того исцеления прошло несколько лет. Инкубационный период чаротропии длится всего три месяца и может колебаться только в пределах нескольких дней.

– Прежде болезнь не распространялась среди людей, – возразил Артемис. – Это новый штамм. Вы даже не представляете, с чем имеете дело.