Православные миссионеры, сталкивавшиеся с иеговистами, вынуждены были признать наличие многих привлекательных черт в их личностях и характерах. Для этого есть множество причин. Во-первых, высокая самодисциплина. Во-вторых, у них необыкновенно развито чувство солидарности (нередки случаи раздела собственного имущества с единомышленником – бедняком). Бедных, как мы указывали, среди них почти нет – они трезвы и трудолюбивы. Один из православных миссионеров с горечью писал, что сектантов удерживает в "заблуждении и нехристианская жизнь православных"58. Более того, по сравнению с другими сектантами они почти не возвращаются в православие. На предложение православных воссоединиться сектанты обычно отвечают: "У вас жить-то по-христиански нельзя: ваши попы – торгаши, сами губят людей, защищая в угоду правительства заводские работы по праздникам, а мы не можем работать в субботу"59. Отсюда напрашивается вывод о том, что нравственно иеговисты неизмеримо выше окружающей среды. Пример иеговистов заразителен, все отмечают их скромность: они не курят табак, не бранятся нецензурно, уважительно относятся к женщине. Последнее обстоятельство много способствует прозелитизму. Меры, которые предлагает миссионер для приостановления сектантской пропаганды, носят весьма наивный характер: исполнение бесплатных треб, рассылка некурящих и непьющих пастырей, открытие приходских братств и обществ взаимопомощи. Увы, таких пастырей – единицы, и посему приходится прибегать к испытанному способу – репрессиям. Ибо тот же миссионер жалуется, что открытый диспут с иеговистами невозможен: они неизмеримо выше своих оппонентов: "Сами православные редко вступают в полемику с иеговистами, они бессильны против их доводов"60. А.И. Обтемперанский ссылается в этом случае на уже упомянутого профессора Ивановского, советующего избегать публичного состязания61.
Тяжело было признать, что иеговистами-субботниками обычно становятся люди, стремящиеся к личному духовному самосовершенствованию, безусловно отрицающие господствующую церковь, которая не сумела утолить их духовный голод. Они приходят в секту после тщательного изучения Библии и трудов Н.С. Ильина, они стоят выше православных и в культурном и в социальном смысле. Бессилие справиться с сектантами свидетельствовало о том, что "из вышеизложенного вероучения иеговистов видно, что эта секта, среди русских сект, является одной из наиболее вредных, как в церковном, так и в государственном отношениях, почему борьба с ней является самым серьезным и необходимым делом и Церкви и Государства"62.
Связь Н.С. Ильина с еврейством бесспорна. Достаточно рассмотреть его "Символ веры", где он на недосягаемую высоту поднимает Еврейского Бога: "Я верю подлинным словам Единого (т. е., не девятиличного, не триличного, не двуличного, а одноличного, одноглавого, двуногого, с одним сердцем и с одной душою Бога Еврейского), что Он есть Еврей же, только предвечный (ибо Он с Адамом и Евою говорил по еврейски же) Егова Ашерейех, т. е. Председатель всего сонма человекобогов или Царь святых"63. Будущий Апокалипсис, описанный в § 16 "Символа веры" Ильина, полон пиетета по отношению к еврейству: "Верю словам Его, что Он, вечно-неизменный Бог еврейский, набрал 144 000 верных Ему евреев по 12 000 из каждого их колена и спрятал их от Сатаны…"64 Будущее царствие небесное, "Новый Иерусалим", рисуется Ильиным как реальная победа иудаизма над христианством. В § 17 "Символа веры" читаем: "Верю словам его, что сей-то тайный христиано-еврейский народ Его придет к Сиону на белых конях на предпоследнюю битву с сатаною и сатанинскими христианами; поразит всех врагов Божьему еврейскому народу…"65 В особом гимне, исполняемом сектантами, изображается будущее:
Ввергнул в ад… 66 Мы уже указывали, что в начале своего религиозного пути Ильин сошелся с евреями Юго-Западного края. Почти несомненно, что он был знаком с книгой Пинхаса Илии Гурвича "Сефер-ха берит". П.И.
Гурвич – ученый, родом из Вильны, умер в 1821 г. Его труд носит энциклопедический характер. Здесь провозглашается союз науки и веры, но особенно интересна вторая часть труда, "Дебрей Эмет", посвященная "венцу творения" – человеку. Знакомство Гурвича с современной мистической литературой очевидно.