Согласно всё тому же графику в два часа ночи мы вылетали из «Тушино-2» на самолёте, а в пять утра нам надлежало на военном аэродроме под Астраханью пересесть в конвертоплан «Синильга». Только так мы могли вписаться в отведённое время.
Я забежал домой. Мог не забегать, но забежал — как бы для того, чтобы прихватить «тревожный баульчик». На самом деле мне нужно было другое.
— У меня три минуты, — сказал я.
Лиса курила. Ещё перед ней стоял захватанный стакан с чем-то жёлтым на дне.
— Кстати, тебе привет от всех.
Она стряхнула пепел в стакан.
— Так и от всех?
— Ну… почти.
— Значит, его ты не нашёл… Или не искал?
Я вытащил из кармана фотографию: она со Скифом изображает носовую фигуру полузасыпанного песком траулера.
— Чего тут искать…
Она затёрла окурок пальцами, бросила в тот же стакан. Потянулась за пачкой. Она курила ейский «Голуаз», крепкий и вонючий.
— Может, хватит? — сказал я.
— Боишься подхватить рак? — она прищурилась.
— Хо-хо, — сказал я. — Это раки боятся нас. Знаешь, как они нас боятся? Сами бросаются в кипяток…
— Очень смешно, — сказала Лиса.
Я подхватил баульчик.
— Раком не рождаются, — продолжал я. — Раком становятся.
— Может быть, всё-таки… — начала новый заход Лиса.
— Прости, — сказал я. — Некогда. В крайнем случае…
Я сделал вид, что замялся.
— Что? — Лиса промахнулась зажигалкой по сигарете. — Что ты хочешь сказать?
— Я не хочу тебя туда брать, — сказал я. — Там воняет. И я даже толком не знаю, чем. Понимаешь?
— Нет, — сказала она.
— Ну и не надо. Не надо.
И я уехал, забыв на столе свой сотовый.
28.
Мы действительно вылетели в два часа ночи, как и было заказано; шёл дождь, прожектора елозили по блестящей, словно генеральское голенище, полосе.
Аэродромы в такую погоду становятся как-то особенно, подчёркнуто брутальны. Это место для настоящих мужчин с квадратными челюстями и чугунными яйцами — и настоящих женщин с каменными жопами.
Нам дали старенький «Мистраль» (он же «Джет-мандавошка») с опознавательными знаками Объединённых ВВС. Не сомневаюсь, что перегон этой жестянки был тщательно замотивирован. Внутри валялись груды какого-то строительного мусора.
Я сел, провалился в раздавленное кресло и мгновенно уснул.
29.
Иногда мне кажется, что на самом деле мы никуда не летаем. Что это заговор. Вас возят по полю, трясут и пугают громкими звуками, потом самолёт загоняют в специальный ангар с экранами на стенах и показывают видовое кино; потом снова возят всё по тому же полю и высаживают у другого выхода, где поменяли название. Вы выходите и делаете дела, ради которых нужно совершать странноватый обряд, называемый перелётом. Потом проделываете всё снова, но в обратном порядке. И так раз за разом.
И сейчас было то же самое: я вышел из самолёта, стукнувшись лбом о низкий (для карликов делали?) край люка, и обнаружил, что мы никуда и не улетали (а кто сомневался): всё тот же дождь и всё те же прожектора, разве что рядом, люк в люк, стоит что-то отвратное. Вы видели в упор стрекозу? Все эти жвала и коленца? Вот оно и стояло. Я не знаю, что в животном-насекомом-растительном мире означает эта синильга; но не хотел бы, чтобы она попалась в мой сачок.
(На самом деле знаю, конечно. Знаю-но-не-скажу. Так забавнее получается, оказывается.)
Сейчас многое железо может взлететь без аэродромов. Вертолёты — понятно, самолёты ВВП — понятно. Теперь появились конвертопланы. У друзей это «Оспри», у нас — «Синильга». «Оспри» по виду скорее напоминает самолёт, у него два движка с пропеллерами на концах крыльев, которые могут поворачиваться — и тогда он летает как вертолёт. Агрегат капризный, на моих глазах их долбанулось две штуки. «Синильга» — та больше похожа на вертолёт и от вертолёта произошла, только винт у неё может крутиться, а может и не крутиться — тогда он работает как ещё одно крыло (потому что одно крыло, внизу, уже есть — но оно скорее служит пилоном для подвески оружия).
Если вы ничего не поняли, расслабьтесь: эта информация вам никогда в жизни не пригодится.
В отличие от самолётов ВВП (вертикального взлёта и посадки), для которых основным режимом работы является самолётный, конвертопланы — это скорее вертолёты, которые могут, когда захотят, быстро перебрасывать себя из точки А в точку Б. А так — просто хорошие вертолёты. Основной режим полёта — на роторе. Поэтому могут подкрадываться, зависать и всё такое.
Как и в остальных вертолётах, летать в них противно. Трясёт. Особенно при переходе из режима в режим.
Однако же долетели. Из точки А в точку Б.
30.
В точке Б стояло утро. Скиф развалился в пластиковом шезлонге и делал вид, что он тут один. Остальные шезлонги и столик с белым зонтом опрокинуло ветром. «Синильга» потрескивала, остывая, и воняла горячей керосиновой гарью.
— А как ты тут выдерживаешь днём? — спросил я.
— Пью, — сказал Скиф. — Да и вообще… уже кончается дачный сезон. Скоро на север.