Паралипоменон

Я подумала: "Не одинока ли я?". Бабочек в спальне стало больше. Две прилепились на стену, под потолком, а одна с легким однообразным шумом кружила возле лампы, иногда ударяясь об нее маленьким тельцем и отлетая к потемневшему окну, вдруг отражаясь в нем.

Вошла Зухра, она принесла зеленые пиалушки и заварной чайник на подносе; а за ней - Юсуф с большим жестяным чайником. Мы пили красный как дерево чай. Юсуф хлюпал, держа пиалу на растопыренных стройных пальцах. Фатьма взглядывала на него, вскидывая стальные белки, и морщилась. На ее руке лежала серая тень, как крыло огромной бабочки. Кожа у Юсуфа была оранжевая или розовая - поздний вечер не давал мне понять.

- Что делает Марина? - спросил Юсуф.

- Опять Марина! Меня замучил и Надю хочешь замучить?

Я испугалась, не догадывается ли Зухра.

- Мы стирали сегодня, потом спали...

...Вот она лежит на высокой кровати, не разделась, не накрылась, белые носки уже не очень чистые. На лице у нее - тюлевая накидка с толстых бабушкиных подушек. Это правда, и я знаю, что и Юсуф не может увидеть ее спящего лица, приоткрытых губ, маленьких и тугих.

- Потом Марина пошла к Ленке, а я к вам.

- Интересно, что она делает у Ленки. Фатьма, прочитай вслух, где ты читаешь?

Фатьма помедлила и произнесла торжественным глухим голосом:

- "Клянусь утром и ночью, когда она густеет..."

Колонны плотных складок в дверях раздались, и в спальню вбежал Вениамин. Он бросил в Зухру верблюжьим одеялом и крикнул:

- Мамка велела тебе...

- Знаю! Пошел отсюда!

- Сейчас он получит...

Юсуф сделал вид, что встает, его локти сверкнули как медные мечи, а Вениамин уже смеялся на кухне.

- Вон отсюда, быстро, я сказала! - кричит Шуре Марина, не поднимаясь из-за письменного стола и не отрывая от подбородка руки, которой она подпирает голову.

Когда я захочу, тогда и уйду.

Шура стоит на кровати и перебирает что-то на полке. У нее цыпки на коленках.

Куда с ногами на кровать!

Марина хочет схватить сестру за ногу, но Шура перепрыгивает через спинку кровати, бросает Марине какую-то книжку в лицо и убегает. Марина гонится, Шура кричит в коридоре, я вижу тени сестер на пороге.

Фатьма еще ниже склонилась над книгой. Ее пробор похож на серебряную нитку.

- Слышал, Юсуф, - сказала Зухра, - Антон Ковырялов поехал бычка сдавать и пропил. Танька сказала: "Вернется - зарублю. Не посмотрю, что дети, пусть меня сажают".

- Она болтает, - ответил Юсуф, - разве баба может убить?

Я сказала: - Может. Отравить может запросто.

- Да, - сказала Фатьма. - Я могу, Юсуф.

- Где читаешь?

- "В тот день люди будут как разогнанные мотыльки, и будут горы, как расщипанная шерсть".

- Бабочки куда-то исчезли, - сказала Зухра.

- Они на ночь спрятались, - ответил Юсуф.

- Ночные бабочки живут только один день. Наверное, они спрятались куда-нибудь, чтобы умереть.

Сегодня, когда мы стирали, и мокрые рубашки пузырились в корыте, Марина спросила:

- Если бы тебе надо было выбрать из родни, чтобы он умер, а иначе все умрут, кого бы ты выбрала? Себя нельзя.

- Я не всю свою родню знаю. Наверняка кто-нибудь сам хочет.

А я думала, меня.

Я поняла, что она все знает. Вечером я в первый раз сказала ей, что пойду к Зухре. Я ходила к ней каждый день.

Стало совсем темно. Наши бледные призраки сидели в окне, в черной спальне, и отражения немного двоились.

- Интересно, они уже ушли на поляну? - спросил Юсуф.

Я сказала: - Зухра, подлей мне чаю, пожалуйста.

Сейчас попьем и все пойдем, неймется ему! На здоровье. Маринка тебя уже видеть не может, достал ее, как... шайтан.

Фатьма перестала читать и смотрела на нас. Ее синие ресницы торчали прямо, как иглы.

- Ты дура, Зухра, я тебе при всех говорю - мы с Мариной будем жениться, я знаю, что делаю. Или я... офигею. Да, Надь?

- Не знаю. Со временем все меняется.

Нет!

Фатьма стала читать вслух, у нее дрожал голос, и от этого дрожания становился все сильнее:

"Пусть пропадут обе руки Абу Лахаба, а сам он пропал! Не помогло ему богатство его и то, что он приобрел. Будет он гореть в огне с пламенем, и жена его - носильщица дров; на шее у нее - только веревка из пальмовых волокон!".

Фатьма встала, опираясь на стол так, что пиалушка Юсуфа зазвенела, соприкасаясь с заварным чайником, нагнулась, и конец ее косы упал на стол, стукнув, как что-то тяжелое. Фатьма взяла из-под стула костыли и шагнула к двери. Она отдернула занавесь, и сидевшие в складках мотыльки разлетелись по спальне.

ДЫШИ-НЕ-ДЫШИ

Однажды, когда мы с Мариной гуляли, за нами увязалась Олька. Она залезала на все заборы и рассказывала, что видит оттуда. Она видела Москву, как тетя Маня колотит дядю Пашу, и как тетя Полина превратилась в жабу и присосалась к вымени соседской коровы.

- Вон баба Параша шуруя, колун схватила, да как дала! Вон у жабы лапа-то отлетела! Теперь Полинка охромела либо!

Вечером к нашей бабушке зашла тетя Полина. Она опиралась на палку, и тапок был не обут, а привязан веревочкой к ее распухшей забинтованной ноге.

С тех пор мы подружились с Олькой.

Мы сидели на ступеньках магазина и слушали Олькины рассказы о поселковых бабках, столпившихся под липой в ожидании машины с хлебом. Все они были ведьмы.