Парализатор

Девушка не шевелится. Я замечаю пластиковую бутылку в дверце и плещу ей воду в лицо. Марго вздрагивает и открывает глаза. Я радуюсь, освобождаю ее руку. Она приподнимается и испуганно озирается. Двигающиеся зрачки Кабана показывают, что он видит нас и понимает происходящее.

Марго толкает Кабана, тот заваливается на дверцу.

— Что с ними? — удивляется она.

Я догадываюсь, что, как и Дэн, они парализованы. Однако это временный паралич, скоро оцепенение спадет, и они обрушат на нас удесятеренную ненависть.

— Нам пора уходить. Давай, я помогу.

— Ты? Мне?

Марго выходит, опираясь на мою руку, слышит писк Ати и спешит к котенку. Когда я выбираюсь на дорогу, она тискает его и сокрушается:

— Атя упала и снова повредила лапку. Она только-только начала срастаться. Изверги. Почему они напали на нас?

— Они упоминали Дэна. Это он их подослал. Он мстит мне.

— Тебе? Но при чем тут я?

Мне было всё понятно, но как объяснить ей? Как передать словами то, что Марина для меня значит?

— Дэн видел нас вместе и понял.

— Что он понял?

Я нахожу сравнение.

— Ты ценишь котенка, а я тебя. Только в сто раз сильнее.

Серые глаза удивленно смотрят на меня. Странные девчонки, даже то, что бандиты обездвижены, производит на нее меньшее впечатление, чем признание в очевидном чувстве.

— Ты ценишь меня. Как это понимать?

— Да так и понимай! — Я не смог подобрать другой синоним слову «люблю».

Марина смущается, смотрит на джип.

— Надо рассказать про этих козлов.

— В интернате? Бесполезно! Они напали с ведома Дэна. Так уже было. Помнишь, как исчезли Плюха и Белочка.

— Объявили, что они сбежали.

— Белочка без ноги, как она может сбежать!

— Говорили, что она напросилась к водителю-дальнобойщику.

— Про тебя бы тоже подобное сочинили.

— И что нам делать?

— В интернат нельзя. Там сволочь Дэн, бандиты скоро очухаются, и он снова нас сдаст. Надо спрятаться в городе.

— Бежать?

— А тебе понравилось в их лапах?

В машине кто-то зашевелился.

— У нас мало времени. — Я топаю по дороге, удаляясь от интерната, и прикидываю, надолго ли хватит моих сил.

— Подожди! — Марго сует мне котенка и спускается к машине. Возвращаясь, она хлопает дверцей, но удар какой-то мягкий. Из ее ладони торчат денежные купюры. — Вот, у высокого забрала. А квадратного дверью приложила, он гад мне чуть волосы не выдрал.

Марго шагает размашисто и упруго, а я с трудом переставляю плохо гнущиеся конечности. Мы порвали с прежней жизнью и удаляемся в неизвестность. Хотя, цель есть. Вот до того поворота бы успеть, пока бандиты не пришли в себя. Там где-нибудь спрячемся.

Мои ноги сначала тяжелеют, потом становятся ватными. Я падаю на колени. Марго с Атей впереди. Марина оборачивается.

— Что с тобой?

— Беги одна.

— А как же ты?

— Я не могу. Я обуза.

Ее глаза с тревогой смотрят поверх меня. Я слышу волнообразный рокот джипа, пытающегося выехать из кювета.

— Мы будем вместе.

Марго подхватывает меня единственной рукой и тащит. Мои ступни цепляются за дорогу, я теряю тапочки и шлепаю в носках. Быстрее, умоляю я свои полусогнутые ноги. Хотя бы до поворота! Неужели мы не успеем спрятаться! Мы, наконец-то, сворачиваем за угол, и рев джипа стихает. Но это не из-за преграды. Бандиты выбрались на дорогу и скоро будут здесь.

— Сюда! — показываю я на щель под забором, заросшую бурьяном. Инвалидность приучила меня смотреть на грязную землю, а не в просторное небо.

Марго ловко юркает в щель, я за ней. Уж чему-чему, а ползать за три года инвалидности я научился. Мы прячемся за ржавой бочкой и невольно прижимаемся друг к другу. За забором слышен джип. Он останавливается. Щелкает открытая дверца. Кто-то идет и замирает у примятого бурьяна. Я задерживаю дыхание, а под моей рукой колотится сердце Марины. Я не заметил, как обнял девушку.

Ползут томительные секунды, ее сердце стучит вдвое чаще. И тут Атя издает тонкий писк! Я с ужасом смотрю, как котенок выкручивается из руки Марго, готовясь выразить недовольство всей силой своих крохотных легких. Нам конец! Бандиты услышат. Они помят, что у нас котенок.

Атя втягивает носиком воздух, сжимает пасть, чтобы спустя миг разверзнуть челюсти в диком писке. Я готов свернуть шею глупому животному, и видит бог, это единственный выход. А Марина нежно целует рыжую мордашку. И это срабатывает! Котенок молчит! Я потрясен. Ласка, оказывается, не менее эффективна, чем грубая сила.

— Я не врубился. Что это было, Кабан? — пугливо спрашивает Моня.

— Блин, у меня ноги еле ходят, — жалуется «помятое ведро».

— По ходу калеки смылись.

— Им некуда деться, мы их найдем. Теперь сучата мои должники. Особенно колченогий. В следующий раз он пожалеет, что родился.

Джип уезжает. Можно перевести дух. Я задерживаю свою ладонь подмышкой у Марины, слушая, как утихомиривается ее сердце. Даже в самой плохой ситуации есть капля хорошего. Разве посмел бы я так смело обнимать девушку, если бы на нас не напали.

9

В грязное окошко, размером со сложенную газету, протискивается лунный свет. Луна в открытую, а я украдкой наблюдаю, как юбка Марины спадает с ее стройных ног, открывая взору обтягивающие трусики на круглой попке.