Парализатор

— Ну и дурак. — Он выпивает, мутным взглядом встречает вернувшуюся Марго. — Где закусь?

Марго хватает следующую бутылку и снова бежит на кухню.

— Чё это она? — напрягается Витал. В тишине слышно журчание выливаемой в раковину водки. — Ах ты, паскуда!

Витал бредет на кухню. Я за ним. Мы видим, как последние капли водки исчезают в раковине.

— Ну, доча. Ну, сука!

— Уходим, Марго, — прошу я.

Но Марго никого не слушает и выбегает из кухни. Она берет последнюю закрытую бутылку водки. Зубы зажимают колпачок, рука крутит бутылку. Она хочет вернуться к раковине, но в дверях путь перегораживает Витал. В его руке кухонный тесак.

— Водяру не трожь, — приказывает он. В ледяном взгляде животная ненависть. — Поставь на место!

— Папа, тебе надо лечиться. Я тебе помогу.

— Поставь бутылку, — угрожающе шипит пьяница.

— Мы найдем хорошего врача. У меня есть деньги.

Взгляд Витала прикован к раскрытой бутылке. Марго опускает руку, и водка струится на пол. Девушка смотрит в глаза алкашу, лепечет о счастливой жизни и верит, что ее слова сбудутся. Она в тумане мечтаний, а я замечаю, как напрягается ладонь, сжимающая рукоятку ножа. Губы Витала кривятся от злости, зрачки превращаются в колючие точки, он замахивается и…

Но я уже готов. Я жгу глиняный образ Витала огнем ненависти. Он корчится от мышечных конвульсий, дергающийся нож задевает острием его живот, Витал сваливается, и на его рубашке появляется кровавая полоса.

— Что ты наделал? — Марго бросается на помощь к отцу. — Верни его обратно! Папа!

В мой мозг словно впрыснули яд. Он просачивается и отдается режущей болью то здесь, то там. Так быстро мне не приходилось обездвиживать людей. Я успел подготовиться и остановить Витала за несколько секунд. Но расплачиваюсь за это вспышкой жуткой боли.

— Надо уходить, Марина. — Я держусь за стену, чтобы самому не рухнуть.

— Ты изверг, Солома. Папа ранен.

О, господи! И правда любовь затмевает разум.

38

Где могут скрываться бежавшие из интерната подростки в незнакомом городе? Летом существует много мест для ночлежки, однако Павел Соломатин сунулся в ту квартиру, которую считал своей. Ошибается он или нет, еще предстоит выяснить, но с ним находится девушка, которая точно знает адрес своей прежней квартиры. А что если они нашли приют там?

Так рассуждал Николай Самаров, выходя из здания следственного комитета. После разговора с Верхневольском ему не терпелось найти юношу-инвалида, избавившегося от инвалидного кресла. Как ему это удалось? Отныне этот вопрос становился для следователя главным.

Самаров сел в свой автомобиль, видавшую виды «Шкоду», и направился на Юго-запад Москвы в микрорайон Солнцево.

Мобильный телефон заиграл мелодию, настроенную на звонок супруги. Николай включил беспроводную гарнитуру, накинутую к уху. Человек-сюртук не нарушал правила даже в мелочах. Он догадывался, о чем будет говорить жена Анна. Вот уже год, как ее беспокоит только одна тема.

— Привет. Я за рулем.

— Коля, ты заехал к профессору?

— Еще нет.

— Но ты сейчас едешь к нему?

— Аня, у меня дела…

— Ну почему только я должна думать о сыне? Почему только у меня болит сердце, а ты вечно пропадаешь на долбанной службе и палец о палец не ударишь ради здоровья единственного ребенка!

— Наш Сергей уже два раза лежала в этой клинике.

— Ну и что! Может быть, после третьего раза наступит улучшение.

— Я не могу постоянно использовать служебное положение.

— Что?! Да если бы ты зарабатывал достаточно, мы бы не связывались с бесплатной медициной, а поехали лечиться заграницу!

— Там тоже хватает детей инвалидов! — в сердцах выкрикнул Самаров.

Прошлым летом в парке аттракционов лопнула одна из шестерен большой карусели. Трое подростков вылетели из сидений. Один отделался синяками, другой переломом ключицы, а для семьи Самаровых этот день стал трагедией. Врачи констатировали у его сына Сергея компрессионный перелом поясничного отдела позвоночника, и вот уже год мальчик не может ходить. Владельцы аттракциона уцепились за факт, что пострадали лишь три человека из тридцати двух. Мальчишки пришли в парк после тренировки в футбольной школе. Они цепляли друг друга и дурачились во время работы карусели. По логике адвоката выходило, что дети сами виноваты — не соблюдали правила и не закрепили страховочные ремни. Судебное разбирательство закончилось символической материальной компенсацией, которой хватило лишь на инвалидную коляску.

В наушнике послышалось всхлипывание. Жена плакала. Это были слезы бессилия. Энтузиазм матери, с которым она цеплялась в первые месяцы за любой способ помощи сыну, постепенно сходил на нет.

— Аня, я помню о Сереже, и всегда думаю о нем.

— Что нам делать? — шмыгала носом жена.

Если бы существовал простой ответ на это вопрос, жизнь тысяч семей стала бы легче.

— Сегодня я узнал о мальчике, который начал ходить после трех лет инвалидности. Он попал в аварию в тринадцать лет, как и наш Сергей. И диагноз такой же!

— Он был колясочником?

— Да.

— И встал?

— Да!

— Как ему это удалось?