ПАРАЛЛАКС 606. Том II

- Мне жаль тебя, тем не менее твоя находчивость заслуживает уважения. Субъективная действительность загнала тебя в угол, но ты справилась на ура: твое незаурядное воображение мастерски слепило иллюзию поддержки. Выдумало нечто, что станет ежедневно тебя подпитывать; эдакий дворецкий, что подкидывает в камин укромного убежища щепки да поленья. Задира... Так ты называешь осколок своего истинного «я»? Бедное дитя. Ты так сильно уверовала в свою уникальность, что убедила в этом даже своих приближённых.

Он видел меня насквозь. Он колол так глубоко, что на глаза наворачивались слёзы. Я хотела отрицать всё; опровергать каждое его слово, но не могла проронить и звука. Если когда-то во мне и возникали опасения, то незнакомец избрал самые болезненные.

- Ты считала её своей особенностью. Ты гордилась её наличием. Это искажённое отражение казалось тебе сакральной отметиной. Библейским спасением. Жестом судьбы, которая только и жаждет увидеться с тобою. Взять тебя за руку и продемонстрировать истинную картину бытия. Не хочу тебя огорчать, дитя, но судьбе... судьбе всё равно. Всё равно на тебя. Всё равно на абстрактное подобие мира, в котором ты живёшь. Ты сама по себе. Вселенная ничего тебе не откроет, потому что ты никто. Выше головы не прыгнуть, и с этим можно разве что смириться. Даже махинации с собственной идентификацией не в состоянии этого изменить. Ты лишь цифра в бесконечном потоке иррациональной дроби. Тень, которая прячется за маской, потому что стыдится быть собою... Тем не менее, я здесь. И я помогу найти ответ на твой самый важный вопрос.

Затмения облетели меня и повисли за спиной. Перед глазами вновь остался лишь мрак; такой же всеобъемлющий, какой теперь царил и на душе.

- Я помогу тебе заглянуть за завесу тайны; перед тобою откроется сокровенная истина. Вопрос лишь в том, готова ли ты к ней. Готова ли ты отшвырнуть сомнения, освободиться от страхов и изгнать из себя прежние слабости? Я покажу тебе дорогу, которую не увидит ни один смертный. Лишь тебе одной. Отвергни этот осквернённый мир навсегда. Забудь всех, кто тебе дорог. Когда ты убедишь себя, что пути назад нет, а жизнь лишена какого-либо смысла, я подарю тебе свои глаза. Этими глазами ты увидишь всё.

Насос горечи выкачивал из лёгких воздух, и те слипались, как мокрые целлофановые пакеты. Мне хотелось грызть стекло зубами; хотелось царапать стены саркофага, как дикий зверь, лишь бы пришелец взял свои слова назад. Злобой, воплями, болью - чем угодно заглушить раздирающий изнутри наплыв чувств. Неужели он действительно хочет помочь? Его сокрушительные откровения рвали разум на части, и что-то упорно подталкивало меня им навстречу. Обида? Разочарование? Стыд? Сомневаюсь. Это была струна души, что издавна мечтала услышать подобное предложение. И я никогда не сомневалась в том, что цена прозрения окажется столь несоизмеримо высокой.

Саркофаг тряхануло.

* * *

Сестрица на связь так и не вышла. Кишимото в отключке. Гоголон вырубился. Бр-р-р, бросили меня на растерзание! Жалобы жалобами, но я до последнего надеялась на хэппи-энд. До наблюдательного холла я добралась без происшествий. По пути я настрочила в голове под дюжину кошмарных сценариев, но увиденное мною в итоге смог бы выдумать разве что дядюшка Лавкрафт. В центре вестибюля теперь возвышалось огроменное дерево; противный, словно обгоревший, чёрный дуб. Толстые и пупырчатые, симметричные ветви походили на шеи диплодонтов. Широкий ствол торчал из лужи; один в один тот расплавленный битум, что приполз по наши с Кишимото душеньки. Алароиды стояли по периметру зала. Без глаз, с накренёнными головами, они наверняка отказали так же внезапно, как и мой Гого.

Сомневаюсь, что их программную начинку заразил банальный вирус. Тут явно калибр посерьёзнее.

Врубив режим хамелеона, я прошмыгнула через арку и спряталась за письменным столом.

Где же ты, карамелька?..

Голые, без единого листочка, ветви древа время от времени вибрировали, словно стряхивали назойливых жуков. Лишь приглядевшись, я заметила на верхушке гнездо. Широкое, раз в десять больше гнезда аиста. Из-за края его выглядывала подошва Тихониного скафандра. Нас сожрали? В порыве горечи я едва не опрокинула стол. Но спустя миг сообразила, что с ролью плакальщицы можно повременить: подошва скафандра была раздута до размеров боксёрской груши. Неувязочка, у нас ведь максимум тридцать шестой. Я врубила приблизитель: магнитные протекторы ботинка образовали слово «саркофаг».

Гм, до боли знакомое определение. Что-то с уроков по всемирной истории... Египет, Нил, пирамиды... Эврика, вспомнила!