Параллельная ботаника

Но этот первобытный рай, раскинувшийся подобно необъятных размеров вышивке, украшенной блёстками, под монотонной чередой смены солнца и луны, однажды был затронут внезапным сотрясением. Бриз неизвестного происхождения смёл его, как крыло чайки. Отдельные порывы ветра начали подёргивать рябью поверхность воды, а затем сминать её в волны. Разрозненные шторма и водные потоки оторвали водоросли от воды, швыряя их назад в хаотическом безумии одни на другие. В конечном счёте, множество сильных ураганов столкнулось, вероятно, в области, где теперь находится Саргассово море — и это событие дало начало вращательному движению, которому было суждено в течение тысяч лет стегать моря и всё, что плавает в них, с безумной и неистощимой яростью. Кружащиеся в брызгах разлетевшихся на капли волн, Lepelara были разбросаны по всему миру, захваченные бесконечным циклоном, чтобы упасть обратно в бушующие моря, распасться в воздухе или упасть, в одиночку или группой, на бесплодную почву континентов и больших островов. И вот однажды ярость ураганов утихла, и покой возвратился на землю. Миллионы Lepelara всех размеров, набившиеся в расселины, среди скалистых утёсов, между валунами и в каждой небольшой трещине или складке на поверхности земли, начали медленно умирать, всё ещё влажные от брызг.

Табл. IV Водоросль Lepelara

«Но смотрите, — пишет Моргентцен, — как одна Lepelara, „управляемый случай“ из выражения Тейяра де Шардена, после внезапного мутационного взрыва необъяснимой природы начинает дышать, всасывать, поглощать кислород, водород и минералы из влажной земли, которая частично прикрывает её. Инертная форма начинает медленно разбухать, становиться, быть. Оттенок цвета наполняет её, вначале весьма бледный, затем всё более интенсивный, сгущающийся до странной непрозрачности. Прозрачная водоросль теперь живая и зелёная, готовая принять знак судьбы, жест, который прикажет ей подняться и расти на сухой почве, самому первому растению на всей земле». (Табл. V)

Теория больших ветров не без иронии подверглась критике со стороны некоторых ведущих палеонтологов и биологов того времени. Их сомнения были, возможно, обострены из-за чрезмерного упрощения идей Моргентцена, и лирического тона статьи, который в то время считался признаком дурного вкуса на научной конференции. Но более молодые делегаты приветствовали её как откровение. Среди наиболее восторженных сторонников норвежского учёного был Шпиндер, который посетил курсы Моргентцена в Палене, и которому тогда было лишь тридцать лет. Основываясь на идеях своего учителя, он развил его теорию постоянства формы, в которой попытался показать, что все ныне живущие растения являются в некотором роде производными от основной формы Lepelara. Согласно этой теории, точные аналогии [их] очертаний с таковыми у первоначальной формы, Urform, представляли подтверждение тому, что существовала лишь единственная морфологическая схема, в пределах которой вся земная флора свидетельствует о её эволюционной связи с Lepelara. В поддержку этого Шпиндер написал книгу, включающую и сравнивающую 128 разновидностей растений, которую он иллюстрировал с дотошным реализмом серией рисунков такой красоты, что они одни были бы достаточным обоснованием для книги. Теория была смелой и оригинальной, но, несмотря на вполне достаточную документированность, которую он ей обеспечил, не была убедительной и была встречена не с большим успехом, чем работа, которая вдохновила на её создание. Шпиндер сам недавно отказался от неё как от слишком вольно написанной и как от простого «каприза юности». Но два года назад швейцарский учёный опубликовал подробное исследование находок из Тьефенау, увенчав её наиболее скрупулёзной реконструкцией водоросли Lepelara, теперь признанной как истинный предок всей растительной жизни.