Параллельно с кризисом(СИ)

На кухню. Колбаска... Огурцы кончаются... В гараж сходить надо. Или бросать пить. Лучше в гараж.

Хорошо пошла. Закусим. Сразу еще. А... Еще...

Все же все врут! Ну какой кайф от этих поступательных телодвижений? Это если не извращаться и в процессе не менять положений и позиций... Нет - в конце, при семяизвержении удовольствие испытываешь, но сколько нужно сил! И чего проще... Нет - так тоже не хочется.

Еще пятьдесят! Вот это удовольствие! Хорошо, тихо, спокойно.

И почему я постоянно о этом сексе думаю, если не хочу?

Все, спать. А то еще пятьдесят захочется.

И что б приснилось, что-нибудь хорошее... Ангел. У меня же должен быть ангел...

Сон со вторника на среду.

Падаю. Падаю. Темно. Почему я падаю? Ах, да. Выпил сто пятьдесят. До этого еще сто... Это всегда так. После водки. Всегда падаю. Можно проснуться. Нет. Не думать. Падать. Падать. Хорошо. Легко.

Ого! Я лечу. Я лечу!

Гора. Какая огромная. Кругом степь. Снег. И она - торчит. Высокая, высокая... На вершине облако розовое. Зовет и манит. Полечу туда.

Смотри-ка. Да здесь деревья растут. Яблони. Груши. Цветочки. Трава. Ручеек журчит. Воду в ванной не зарыли что ли? Надо пойти закрыть. Починить! Хотя хер с нем. Пусть льется. Все равно не по счетчику...

Здесь-то хорошо.

Солнце светит.

А под облаком - обычная поляна. Лавочки стоят.

Мужик сидит. Розовый весь. И волосы у него розовые, кудрявые. Щеки мясистые. Губы толстые. Глазки маленькие, свинячьи. И смотрит даже по свинячьи.

Ого! Крылышки из спины торчат. Уж не ангел это? Может мой? Надо узнать.

- Здравствуйте уважаемый.

- Здравствуй Витя.

- Ты меня знаешь?

- Еще бы тебя не знать. Задолбал уже. Вторую ночь не успокоишься.

- Кто не успокоиться?

- Пить меньше надо. Ну... Вспоминай...

- Вспомнил! Вспомнил. Хер У Вим!

- Ну вот и молодец. Что вчера было помнишь?

Покраснел. Аж в жар бросило. Ведь за будущем шел. За чем-то хорошим...

- Да... На баб ты слаб.

- Помоги. Научи... А уж я...

- Да уже помог. Там за тебя Семен Семеныч отдувается.

- И он здесь?

- А ты думаешь один такой меня беспокоишь? Вас тут... Правда Семен Семенович тихий. Философий не разводит. Попросил что надо... И сразу на место полетел...

- Так он до меня был?

- Конечно. Человек пожилой. Ложиться пораньше... Да и пьет побольше... Уж что бы сразу и наверняка...

- А...

- Вот тебе и а.

- Каюсь. Лечу.

- Лети и назад не возвращайся. Задолбал уже...

Мимо пролететь? Нет. Посмотрю. Чего там Старый творит? За дерево спрятаться...

Поляна та... и вроде не та. Столики стоят. Из ротанга. Стулья такие же. Открытая эстрада.

За самым близким к сцене столом сидит сам Семен Семенович. В белом-белом, костюме, белой рубашке, белом галстуке... На голове красуется белая шляпа с большими полями... Ноги обуты в белые, до блеска чищенные ботинки. Носки естественно - белые. Белый человек в белой одежде.

В его правой руке - большой коньячный бокал. Он постоянно делает им вращательные движения, омывая стенки бокала содержимым... Изредка подносит его к носу, несколько секунд впитывает запах и делает неспешные маленькие глотки; после чего, двумя пальцами левой руки, лениво отрывает от большой грозди красного спелого винограда одну ягодку и отправляет ее в рот...

Рядом стоит молодая, красивая, яркая блондинка, похожая на выросшую и раздавшуюся куклу Барби. На ней короткое, больше похожее на ночную сорочку, черное платьице ни сколько не скрывающее всех ее достоинств - ни длинных, стройных ног; ни выдающейся далеко вперед высокой груди; ни в меру отпяченой задницы. Вот она склоняется и вопросительно заглядывает в его глаза. Он лениво кивает... Официантка берет большую, пузатую бутылку с золотой этикеткой и наливает, в услужливо подставленный бокал, грамм сорок-пятьдесят темно-коричнево напитка... В это момент, изгиб ее тела принимает форму вопросительного знака. Юбка задирается почти до спины. Взорам любителей эротики предстают выдающиеся ягодицы не стесненные ни какими излишествами - типа нижнего белья. Старый нагло оценивает прелести и после того как в бокале, в нужном количестве, появилась живительная влага, хлопает по этому округлому совершенству и девица возвращается в первоначальное положение.

В это момент на сцене появляется иссиня-черный негр в иссиня-черном смокинге. На ломанном русском языке он представляет, стоящего около сцены с потертой гитарой - старого, седого, одетого в ярко-красный пиджак и синие, отутюженные брюки, своего соплеменника. Он долго перечисляет все регалии артиста и в конце своей речи, сделав жест в его сторону, выкрикивает имя: Джошуа Кинг!

Около него уже ждет кукла Барби. Она берет представленного под локоть и услужливо провожает к стоящему в середине эстрады высокому стулу. Старик садиться. Как бы извиняясь, начинает перебирать струны своей старой гитары. Блюз, негритянский блюз, самый настоящий негритянский блюз заполняет пространство русской поляны. Сыграв несколько тактов, исполнитель, хрипло-скрипуче, утробно-горловым голосом вторит в унисон струнам...