Параллельные прямые

Бадминтон лихорадочно крутил в руках камеру, в страшной спешке позабыв, где находится рычажок перемотки. Быстрее! Ещё быстрее! Ну еще… Всё, успел. Щёлкнула крышка, и аппарат готов к работе. А русские остановились. Они хорошо были видны, лежащие на снегу с автоматами в руках. Замечательный снимок, сотни на три фунтов вытянет. Или запросить гонорар в гинеях? И ещё можно рассчитывать на премию министерства.

Пожалуй, с таких денег стоит купить, наконец, и подарить жене шубу из русских мехов. А то бедняжка Лизи так жалуется на лондонские холода. Вот скажите, джентльмены, почему на белом свете существует такая несправедливость — в центре цивилизации, Англии, мех так дорог? А вот в России даже не могут оценить его по достоинству. Дикари, точно дикари. Мало того — пушных зверей используют в военных действиях, нимало не заботясь о сохранности их шкурок. Так нерационально использовать ресурсы…. Определённо, Карл Маркс был прав в главном — у русских нужно всё отнять и поделить.

Майор ещё раз внимательно посмотрел вниз. Нет, пока ещё не видно. Наверное, вторым эшелоном пускают. Но он обязательно будет — полный, большой, толстый, откормленный песец, что всегда приходит в Европу вместе с русской армией.

— Стоять, сука! Руки вверх! — Послышалась за спиной громкая команда.

Сэр Джордан Эшли Бадминтон от неожиданности вздрогнул, и фотоаппарат, кувыркаясь, полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты.

— Я вас всех буду бить через бокс! — Возмущённо закричал он и обернулся.

Громадный кулак приближался стремительно и неумолимо, закрыв собой всё небо. Поручик усмехнулся, полюбовавшись на свою работу, и коротко отдал приказ:

— Этого боксера вниз, к командиру.

Житие от Израила

— Жлоб ты, Миша, — бросаю я в микрофон, совершенно отчаявшись хоть что-то добиться от собеседника.

— Да ты сам…, - треск атмосферных разрядов заглушил возмущённый крик в наушниках.

Скажите, товарищи, ну как с ним ещё говорить? Жалко, что изображения пока нет, не хватило подручных средств у Кренкеля. А то бы заглянул в ясные глазки бесстыжего вымогателя, по ошибке называющегося родственником. Ещё бы лучше ухватить за пейсы, да мордой об стол. Хм…, может и эти технологии обдумать?

О чём это я? Ах, пейсы. Не подумайте чего, они были отпущены Михаилом ещё в бытность его хазарским каганом. Так и привык, копчёный. Это сейчас изгаляется, а тогда в вечной дружбе клялся, предатель. Правда, у меня за спиной сорокатысячное войско стояло. Думаете, мало? Ещё столько же лежало в лёжку, упившись, пардон, уставши при разграблении Саркела. Забыть своего позора не может, вот и куражится.

— Миша, добром прошу, помоги! Может быть в этот самый момент там Гиви геройски погибает, от вражеской пули кровью истекая? А ты….

— Чай он не первый раз. Ты сам вот сколько коньки отбрасывал? — Поинтересовался Михаил-архангел.

— Это к делу не относится, — гордо вскинул я подбородок. — И потом, что за хамские выражения? Мы же завсегда в бою, красиво. И грудь в крестах, и дятел в ж… ой!

— Вот именно, — согласился голос в рации, — и сами вы дятлы. Надо же до такого додуматься — загрузить в поезд четыре батальона, в форме, при орденах, с пушками. Да там только личного оружия на стрелковую дивизию хватит. Вы чем думали, как обычно? Ещё упрекаешь, что не помогал? А кто всё это через три границы перетаскивал? Пушкин?

Я решил немного сбавить градус разговора и более спокойным тоном попросил:

— Ну, может, ещё чуть-чуть? Немного осталось-то. Как вы вчера с шефом здорово подыграли! Вот видишь, даже он поддержал.

Мой собеседник рассмеялся хриплым голосом, похожим на похмельное карканье тауэрских воронов:

— Чего он там поддерживает? Квасит, почитай, с самого Рождества. Ещё с католического.

— Он то, каким боком туда? Или…?

— Да нет, просто подрабатывал. Очень неосторожно подрабатывал.

— Понятно. А кто же тогда вместо него был?

— Не узнал? Это же Иннокентий Смоктуновский в гриме.

— Привет ему передавай. Погоди, а разве артистам к нам можно?

— Совсем Изя от загробной жизни отстал, — упрекнул Михаил. — Последний приказ по райским кущам, параграф восьмой. Советских актёров пускать беспрепятственно.

— Разве что так, — не стал я спорить. — Ну что, поможешь?

— Извини, но лимит чудес исчерпан. Ну что я тебе как маленькому объясняю?

Угу, будто не понимаю политику нашего руководства. Один мир — одно чудо. Рекламно-благотворительная акция. Ещё повезло, что перехватить успел. Вот только легче от этого понимания не становится.

А ещё нутром чую, темнит Миша. Явно на лапу хочет. Только дать нечего. Деньги? Не смешите. Может, тюленями расплатиться? Не возьмет, паразит. Знаю, конечно, от чего бы не отказался — от именной церкви. Прихожан вот не будет, кроме вышеупомянутых тюленей. А чего, пусть им проповедует. Привык, понимаешь, на всё готовенькое. Это мы сами набаловали. В прошлый раз одну уже подарили. Будете в Нижнем Новгороде, зайдите в Кремль, посмотрите. Сам, лично проектировал. И с тех самых пор ни одна сволочь город не захватывала.

Сейчас что делать?

— Лаврентий Павлович, а ты чего всё молчишь?

Берия отвлёкся от своего ноутбука: