В городе мы задержались на несколько дней, я закупилась тёплой одеждой и просто позволила нам с мальчиком насладиться жизнью. Мы ходили в кино и кафешки, ели сахарную вату, плавали в бассейне, а я ещё и к парикмахеру заглянула, наконец-то наведя полный порядок на своей голове.
Зато по возвращении «домой» меня ждала абсолютно невероятная картина голой мужской спины, на которой перекатывались мышцы при каждом ударе топора.
Челюсть медленно, но верно поползла вниз. Едва удержалась, чтобы не ущипнуть себя, дабы убедиться, что происходящее — не сон.
— Ух, — сбоку от меня издал непонятный звук Паха, явно испытывая приступ жгучего любопытства из-за явления непрошенного гостя.
Покрепче вцепилась в многочисленные пакеты, извлечённые из машины, словно они были способны удержать меня от той бури эмоций, которая клокотала во мне.
В этот момент спина напряжённо замерла. Мужчина остановился, прекратив колоть дрова и, наверное, выжидая нашей реакции.
Паша в очередной раз выдал что-то нечленораздельное и с воплями «А ты маму привёз?!» ринулся к Нечаеву.
Я же предпочла остаться более сдержанной и гордо прошествовала мимо, даже не взглянув на последнего. Правда, моей выдержки хватило ненадолго, и стоило лишь перешагнуть порог дома, как из груди вырвался сдавленный вздох.
Внятных объяснений у меня не нашлось, и я растерянно шмякнулась на полку для обуви, выронив пакеты из рук. Рыдать не хотелось, а вот рвать и метать — более чем.
Через минуту в дом ввалился расстроенный ребёнок.
— Он приехал без мамы.
— Мне так жаль, — сердце сжалось от сочувствия, и я притянула мальчика ближе, прижимая его к своей груди. — Она не может сейчас приехать.
— Скучаю по ней, — пожаловался он и жалобно шмыгнул носом.
— Знаю, Пашечка, знаю, — погладила его по голове и чмокнула в затылок. Он замер, а я вдруг испугалась того, что творю. Понимала же, что привязываться к мальчику ещё сильнее было крайне фиговой идеей, да и сам Паха не особо терпел все эти нежности. Но на этот раз сопротивляться не стал, ещё немного посидел со мной, пока я окончательно не стала млеть перед этим ребёнком.
— Разбери пока сумки, а я… пойду с Ильёй поговорю.
— Угу, — кивнул он и настоятельно попросил: — Только сильно не кричи.
И всё-таки он слишком многое понимал.
***
На улице меня ждала всё та же картина — полуголый Нечаев, усердно размахивающий топором, только вид спереди. Он был весь мокрый от пота, даже несмотря на то, что на дворе было начало осени, которое в здешних местах мало чем походило на курорт. От него исходило облако пара. Иногда он останавливался, небрежно вытирая лоб запястьем.
Казалось, что на моё появление особого внимания никто не обратил, даже голову не подняли. Выйдя за калитку, я испытала острое желание сесть в машину и уехать куда подальше. Остановило лишь ослиное упрямство и мысли о Пахе.
— Что ты тут делаешь? — спросила грозно.
Нечаев таки наградил меня неясным взором и от души ударил по полену, расколовшемуся сразу же на несколько частей.
— Дрова колю, — пояснил Капитан Очевидность.
Ответ меня настолько обескуражил, что я так и не нашлась, что можно на это ответить, повернув обратно к дому. Потом, правда, вернулась обратно.
— Как там Куз… Егор?
Илья с силой всадил топор в пень, так и оставив его там.
— В сложившихся условиях… более или менее. Его прооперировали, сейчас потихоньку восстанавливается. Но врачи пока не берутся делать точные прогнозы.
Я зачем-то покивала головой, не понимая, что полагается говорить или делать в таких ситуациях. Хотя вряд ли кто-то ещё оказывался в ситуации подобной нашей.
Пока я осмысливала услышанное, Нечаев стоял рядом и осторожно, словно украдкой, рассматривал меня, окончательно привнося сумятицу в мою голову. Я даже покраснела. То ли от смущения, то ли от недовольства.
В результате не придумала ничего лучше, чем, зло фыркнув, скрыться в доме и не выходить оттуда до самого вечера, всеми силами стараясь не прислушиваться к глухим ударам топора по дереву.
Зато Пашка чувствовал себя вполне комфортно, курсируя туда-обратно. Его странным образом влекло к моему бывшему мужу, но вступать с ним в прямое общение он явно остерегался.
— Поленницу будем складывать, — уже после ужина отрапортовал Паха, прежде чем скрыться на улице. За окнами стояла темень, солнце в здешних местах садилось рано. Стон разочарования вырвался сам собой.
Вернулись они примерно через час. Причём оба. Паша выглядел счастливым и довольным, с порога принявшись докладывать мне о проделанной работе. В последнее время он отличался крайней болтливостью. Илья, натянувший на себя лонгслив, старался держаться позади него. Выглядел он смешно — лохматый, потный и явно уставший. Для чистоплюя Нечаева это был самый настоящий нонсенс.
— Пашка, — строго велела я, — шагом марш умываться и читать.
— Но уже поздно, — заканючил ребёнок. Чтение было нашим камнем преткновения.