Параллельные стихи

Увидев как-то пришвартованную яхту, мы тут же стали брать её на абордаж. Пиратский дух настолько захватил обоих, что мы не заметили хозяев шхуны, сидящих неподалёку. Захватить судно не удалось, зато приятное знакомство было гарантированно. Муж – чех и жена – швейцарского происхождения как-то сразу прониклись к Диме. И пригласили нас на чашку кофе. Дима так же лихо знакомился и с рыбаками, пил с ними узо и ципуру в деревенских тавернах. В общем, стал для всех своим, эвбейским парнем.

Особенно запомнилась поездка на Кипр, где стихотворца просто невозможно было остановить. Мы облазили все античные руины в округе и конечно, посетили православные Храмы, шатались, не уставая по столице – Никосии. «Вперёд, только вперёд, не сиди» – торопил Дима.

В кафе при нашем отеле работал приятный парнишка. Заговорив с ним, Дима выяснил, что он его земляк – родился в Тбилиси, и более того, учился в той же школе. Правда, на десять лет позже. Парень был понтийским греком, поэтому позже уехал жить на Кипр. Ионидис стал нашим постоянным собеседником, он рассказал о своей молодой жене, о своём свадебном путешествии.

Однажды Дима заметил в кафе супружескую пару из Англии. Они грустно пили пиво. «А давай мы угостим его нашей водкой, которую мы, кстати, захватили из Москвы!», – предложил Дима. Сказано-сделано. Англичанин был несказанно рад и удивлён. На следующий день мы встретили его уже в центре города. От британца последовал ответный дружеский жест – угощение пивом и долгий рассказ о Туманном Альбионе.

Вспоминать поездки с Димой можно бесконечно. Подпортить впечатление от них могли только чрезмерные возлияния. В этом он вёл себя также широко. Однажды, правда, благодаря этому Дима вернулся к написанию стихов. Поэзией он начал увлекаться ещё в юношеские годы, потом были прекрасные строки для Юлии – его первой жены.

И было ещё долгое творческое затишье. И вот в Египте, где с нами был Сергей Осипов, на Диму снова нахлынуло желание рифмовать. Рифмовать прямо и просто – как в «Гаврилиаде». И он писал. На рекламных листовках и на салфетках, найденных в номере гостинице или в кафе. Гаврила служил и кутил, и был послушным и непослушным мужем… Те вирши могли бы и забыться… Но через них, уже в Москве, Дима вернулся к настоящей поэзии. Чтобы уже никогда с ней не расставаться…

Виктория КАЙТУКОВА

Рождение поэта

Грехи

Мои стихи – мои грехи,

Неискупленные когда-то.

Как с Первой мировой войны

Непогребенные солдаты,

Как преданная мной любовь,

Как неродившиеся дети,

Как все те слезы, вся та кровь,

Что пролиты на этом свете.

Надеюсь, строчкой отмолю

Свои грехи, свои надежды…

О Боже, дай сказать «люблю»,

Как говорил я это прежде!

Скит

Когда бумаге предпочту

Берестяной хрустящий свиток,

Когда пьяней вина сочту

Ручья искрящийся напиток,

Когда срублю смиренный скит

Под сенью кряжистого кедра,

И будет крест железный вбит

В его стареющие недра,

Когда свой бренный дух предам

Прекраснейшей на свете схиме

И стану тихо, по слогам,

Разучивать природы имя,

Когда, как истый схимник встарь,

Читать я буду Бога ради

Неканонический стихарь

Своей потрёпанной тетради,

Когда зелёный окаём

Вокруг лазурной чаши свода

Начнёт дымиться сентябрём

И станут остужаться воды,

Когда однажды, при луне

Войду в свой дом под пенье петель

Тогда, быть может, я вполне

Пойму, зачем живу на этом свете.

Сонет (Я переплавлю боль в стихи)

Я переплавлю боль в стихи,

И слабость превращу в поэму,

И, искупив свои грехи,

Открою счастья теорему.

Я злость перекую в перо,

Я слёзы перелью в чернила,

Что было серо и старо –

Там будет совесть, страсть и сила.

И я преодолею страх

Пред новым или неизбежным.

Что было в сумрачных тонах,

Я перекрашу в цвет надежды.

Жаль, бога нет – я б попросил

Его дать мне на это сил.

*** (Призывно белеет бумага)

Призывно белеет бумага

Маняще сверкает перо.

О, где мне набраться отваги

Ступить через этот порог?

И рифмы теснятся в избытке,

И ритма уж поступь легка,

Откуда же немощи пытка

При виде пустого листка?

Словам не родиться из мрака,

Сегодня ко мне не придёт

Моя повивальная бабка -

Наш брат её музой зовёт.

Моё трудолюбье похвально

И избранный стиль очень бросок,

Но всё же без муз повивальных

Родится строфа – недоносок.

Надежда последняя тает,

Безмолвия крепки оковы,

Вдруг с уст онемевших слетает

Волшебное первое слово.

Истина и ХХ век. Сонет.

И книги обо всём уже написаны,

И все слова давно уж прежде сказаны,

Но впечатление такое, будто к Истине

Дороги нам по-прежнему заказаны.

Пустая трата слов – не преступление,

И в чёрном теле держим мы Молчание,

Но только с ним приходит просветление,

И очень молчаливо изначальное.

Как на летающих тарелок интервенцию

На времени нехватку дружно ропщем мы.

Не потому ль возникла вдруг тенденция

Подмены истины местами слишком общими?

Да, в век наш космо-атомно-стремительный

Все выводы весьма скоропалительны.

На смерть Высоцкого

Погиб солдат в стремительном бою,

Он не пытался избежать удара.

Сейчас мне кажется, что где-то там, в раю,

Он хриплым голосом кричит небесному царю:

«Всевышний, где моя гитара?»