Параллельный переход

Назовем мы наше светлое будущее «консервативный социализм». Но никому об этом не скажем. Зато название у светлого будущего теперь есть. Теперь оно не потеряется среди других светлых будущностей, которых бродит по округе немереное количество. Осталось до него дойти. Как говорят люди, обладающие чувством юмора: «Осталось начать и кончить».

— А что, Богдан, со мной тоже на двадцать золотых закладешься?

Неожиданный вопрос вырвал меня из полудремы, где так приятно было рассматривать светлые будущности и давать им имена. В очередной раз подтвердилась банальная истина: все хорошее заканчивается слишком быстро.

— Знамо дело, батьку, лишние двадцать золотых никому не помешают.

— А чего ж ты мне, Богдан, когда про видение свое рассказывал, как все казаки мне под руку бегут, про море-океян и про ладьи, что белым лебедем плывут, словом не обмолвился, не порадовал меня добычей невиданной?

— Не видел тогда, батьку, я того. Да и разговор у нас о другом был, невместно было добычей похваляться.

— А перед казаками, значит, к месту?

— Сам, батьку, знаешь: любят казаки добычу.

— Так, значит, решил ты, Богдан, если пообещаешь казакам добычу невиданную, все к нам сбегутся?

— Нет, батьку, не сбегутся, но думать о том будут. К мысли привыкнут, что под твою руку идти придется, значит, когда надо будет, не станут упираться, как лошаки необъезженные.

— Значит, казаки для тебя — что лошаки необъезженные?

— Тебе, батьку, виднее, ты вон уже сколько зим казаков водишь под своей рукой. Если ошибся я, так и скажи: не лошаки они, а овечки смирные — куда пастух скажет, туда и идут.

Атаман громко рассмеялся, но глаза его оставались строгими и внимательными.

— Скажи мне, Богдан, зачем ты-то все мутишь, зачем бучу учиняешь? Я тебе согласия своего не давал на все, что ты себе надумал. Только если сейчас рот свой откроешь, правду реки, Богдан, пошутковали уже, кончились шутки. Слово лжи от тебя почую — пожалеешь, что на свет уродился. — Атаман не шутил, он был непривычно серьезен.

— Тогда ты мне, батьку, скажи: хочешь ли ты знать, что будет?

— Говори.

— Не знаю, ведомо ли то тебе, батьку, но сейчас великий князь литовский Ягайло борется за свою корону с братом своим Витовтом. Через две зимы уступит он литовское княжество Витовту. В Орде хан Тохтамыш со следующей весны будет воевать с Хромым Тимуром. Через пять зим придет беда на Дон. Кто с Дона к нам убежать успеет, тот и спасется. Тимур там с Тохтамышем биться будут, никто не уцелеет. Весь Кавказ разорят, потом в Крым придут. В Орде Тимур оставит править главного воеводу — Едигея. И поставит тот вместо Тохтамыша нового хана, а Тохтамыш с верными ему войсками к Мамаю и к Витовту сбежит. Сначала они на Крым пойдут: под свою руку брать, — но Едигей обратно Крым возьмет. Тогда пойдут они все вместе на Орду, через девять зим, большое войско соберут. Только мало кто вернется. Побьет их Едигей, сильно побьет. Витовта Мамай спасет — они с детства росли вместе. А на нас беда придет. Киев, Черкассы, все села — все татары сожгут, все обыщут, все леса, все балки, всех найдут и в неволю погонят. Никто не уцелеет. Пустыня после них до Чернигова останется. Надолго тут все замолкнет, сотни лет пройдут, пока снова заселят люди эти края.

— Откуда то тебе ведомо?

— Святой Илья мне то поведал, батьку, и сказал: если хотим беду от домов своих отвести, поспешить нам надобно. Девять зим быстро пролетят.

Атаман задумался, затем спросил:

— А что делать, он тебе поведал?

— Поведал, батьку: сначала крепость строить и ладьи. Потом скажет, что дальше делать.

— А ладьи зачем?

— В море плавать за добычей: крепость без монет не построишь, — и на Днепре ладьями не давать татарам через реку переправиться.

Атаман снова задумался и принял решение:

— То, что ты сказал, проверять будем. Если начнется война в Орде, соседи весточку получат. У нас там тоже хорошие знакомые есть, которые монеты любят. Дают знать, когда крымчаки к нам в гости идут. У них и спросим. Тогда и решать будем, как дальше жить. До той поры будем жить, как жили. А ты, Богдан, о поединке думай. До него меньше недели осталось. Если успеют гонцы, как обещали, в четверг или в пятницу весточку дадут. Тебе сначала его пережить надо, а потом думать, что через десять зим случится.

Атаман, пришпорив лошадь, ускакал в начало нашей колонны, оставив меня мечтать о светлом будущем. Но уже не получалось: сбил своим разговором с настроения. Тогда я взялся мечтать, как приеду домой и помоюсь в теплой воде, — тема, конечно, не такая возвышенная, зато мечтать значительно проще, никакой атаман с настроения не собьет.