Читаем Параллельный переход полностью

— Не знаю, Иван, может, у реки, через рану вошла, может, в яме вырытой была, но нашла его. Держись, Богдан, как развиднеется, прямо к Мотре поедем.

Пропастницей называли лихорадку, любую простуду, сопровождающуюся высокой температурой, и представляли ее в виде злого духа, вселяющегося в человека. Задача лекаря была выгнать ее из тела больного.

— Держись, казак, — сочувственно глядя на меня, сказал Иван. — Мотря ее из тебя раз-два — и выгонит.

— Главное, чтобы душу не вытрясла, пока Пропастницу гонять будет, — буркнул Сулим.

— Не пугай хлопца! Не бойся, Богдан, ничего она с тобой не сделает, — неуверенно заметил Иван.

— Ну, кое-что она с тобой сделает точно, — громко заржал Сулим, а мне осталось только гадать, чему это он так радовался.

Лучше бы они этого всего не говорили, — мне бы спокойней спалось. Напившись вина, уснул и целую ночь бегал от Мотри, которая с длинными когтями вместо пальцев, зажав в одной руке длинный кнут, гонялась за мной, больно стегала, приговаривая: «Врешь, не уйдешь, выгоню из тебя Пропастницу вместе с чужой душой», — и плотоядно смеялась, демонстрируя острые клыки.

Утром проснулся уже окончательно больным, напился разведенного кипятком вина и вновь забылся в полусне. Лодку казаки подцепили меж двух коней, постелили и, уложив меня в импровизированные носилки, тронулись в путь, часто меняя лошадей. Когда мы к полудню добрались на хутор рядом с нашим селом, где жила Мотря и в котором стояло еще четыре хаты, я весь горел, сердце гопало как молот в груди, и в голове наступило легкое эйфорическое состояние, характерное для температуры сорок и выше. Я хохотал, рассказывая, как смешно суетились воины возле упавшего Айдара, как они меня искали, топая копытами вокруг, но мои спутники не находили в этом ничего смешного, и Сулим регулярно подпаивал меня разведенным водой вином.

— Ты чего ко мне приехал, Сулим? — как во сне, услышал знакомый голос, встретивший меня в этом мире. — Поездил бы еще полдня и сразу бы в церковь его вез. Гроб вы ему уже приготовили, большой, но то ничего, тесно не будет, теперь айда в лес, крышку рубите: без крышки такого казака грех хоронить.

— Типун тебе на язык, Мотря, ты давай не шуткуй, а кажи, куда хлопца нести.

— Спаси Бог тебя, Сулим, за доброе слово, и тебе поздорову быть. Ты что, перший раз ко мне приехал? Раздевай хлопца, разматывай все, что на него намотал, и в дом неси, у меня лавка для вас завсегда застелена. В сенях бочка стоит, одного пошлешь воды носить, чтобы полную наносил, второй дрова пусть пока рубит и в сени носит. А ты харч готовить будешь, юшки казан доброй навари и каши — у меня времени на то не будет. Ну чего стал, зенки в меня вылупил, знаю, что люба тебе, да жена у тебя, Сулим, ревнива больно: как я тебя лечила, год мне проходу не давала, в глаза пальцами своими лезла, дура. Давайте, казаки, до работы, или вам по-татарски толковать?

Все отчаянно засуетились — видимо, татарского варианта никто слышать не хотел. Раздев меня догола, размотав рану, занесли в хату и уложили на широкую лавку, застеленную домотканым шерстяным ковром, а сверху полотняной простыней. Мотря, сразу намешав чего-то в глиняной миске и намочив в нем суконку, принялась растирать меня всего какой-то смесью, пахнущей бражкой и уксусом.

— Ну как он, Мотря?

— Ежели через три дня будет живой, значит, не помрет, — сухо дала свой прогноз Мотря, не переставая тереть меня всего и в разных местах, невзирая на лица.

— Ого, какой уд себе отрастил, — прокомментировала результаты своих трудов Мотря, — ну, раз еще шевелится, надежда есть.

Мотря улучшила свой старый прогноз, проанализировав новые данные, полученные в ходе объективных независимых экспериментов. Покрасневший, видимо, от жаркой плиты Сулим, бормоча себе что-то под нос, выбежал на улицу. Громко рассмеявшись и проводив его откровенно провоцирующим взглядом, Мотря вздохнула:

— Покраснел-то, чисто девка незамужняя.

Пока казаки хлопотали по хозяйству, Мотря запарила какие-то травки и, напоив меня горькой горячей гадостью, укутав с головой, велела спать. Спать не хотелось, и пока меня не вырубила отрава, пытался рассказать Мотре что-то смешное из последних событий, но, поскольку остатки сознания шептали, что кое-что нужно держать в тайне, рассказ смешным не получался.

«Стал тот, первый, на колени, а второй как саблей махнет, так голова и покатилась, катится и ртом шевелит, видно, сказать что-то хочет, и глазами так смешно моргает…» При этом мой рассказ несколько раз прерывался приступами смеха, которые меня буквально душили. Рассказав ей несколько таких историй, чем-то все-таки зацепил ее душу. Подошла ко мне и положила руку на лоб, ее черные глаза вобрали в себя остатки моего сознания, и, уже отключаясь, я услышал ее тихий голос:

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже