Параллельный переход

«Итак, Владимир Васильевич, что нам известно об этой эпохе из нашей истории? На улице осень одна тысяча триста девяностого года, конец четырнадцатого века. На востоке сверхновой звездой зажег развалившуюся, но вполне функционирующую в рамках своих улусов империю Чингисхана яростный Тимур. Европейцы должны ему поставить памятники во всех своих столицах. Во-первых, он уничтожил или испортил надолго жизнь всем основным европейским конкурентам, методично разоряя Персию, Месопотамию, Малую Азию и Египет. Во-вторых, он спас Европу, остановив на взлете подъем Османской империи. Если она сумела восстановиться через пятьдесят лет после того, как Тимур ее практически стер с лица земли, то страшно себе представить, что могли натворить османы, если бы он им не помешал. В Европе междоусобица, эпидемии не затронули островков стабильности, которыми выступали монастыри. И оттуда пришла первая промышленная революция. Водяное и воздушное колесо и созданные на их основе производства — мукомольное, суконное, пилорамы, доменные печи с принудительным наддувом, давшие возможность плавить чугун. А кроме того, порох, пиво, бухгалтерия. Куда ни плюнь, везде какие-то изобретения монахов, пережившие века. И все это изобреталось или будет изобретено в этот исторический период. Добраться бы до крупного города и до образованного человека — можно бы сравнить что-то с чем-то».

Незаметно пролетело время, и солнце начало склоняться к горизонту, выглянув к концу дня из-за туч. Как обычно, когда Богдана что-то встревожило и он привычно поменялся со мной местами у руля, для меня вокруг продолжала царствовать осенняя идиллия, в которой мне не удавалось уловить ни одного постороннего шороха. Быстро свернув шкуры, на которых я лежал, взведя арбалет и приготовив болты, я только секунд через десять внимательного вслушивания и вглядывания в пространство сумел ощутить скорее кожей, чем ушами, характерный гул от приближающихся рысью коней. Вскоре показались всадники — четверо казаков, ехавших гуськом. Рядом с каждым бежал заводной конь, груженный переметными сумками, за спиной троих из казаков были посажены девушки с завязанными глазами, которые были для надежности привязаны к своим спутникам. Выехав на пригорок рядом с дубом, всадники принялись споро разбивать лагерь. Ссадив девушек наземь и простелив овечьи шкуры, усадили, связав их вместе. Двое, не теряя времени, тут же направили своих коней к лесу, оставшиеся двое расседлывали коней и снимали дорожные сумки. Они находились шагах в двадцати пяти от меня. Пользуясь тем, что они стояли ко мне спиной, начал сокращать расстояние, скользя в высокой траве и держа наготове арбалет и копье. Наконец один из них, закинув на плечи переметные сумки, развернулся и направился к сидящим в стороне девушкам. Замерши на левом колене, я должен был решить, как действовать дальше.

Мы образовывали в пространстве неправильный треугольник. Если до девушек расстояние от меня составляло шагов двадцать, то до казаков — шагов семнадцать.

Оба казака были облачены в сплошные пластинчатые доспехи, по которым мне пока стрелять не приходилось, но которые я внимательно рассматривал вблизи. У меня тогда сразу создалось впечатление, что моему оружию такой доспех не по зубам. Пока мне была отчетливо видна прикрытая кольчужной сеткой правая половина лица казака, движущегося к девушкам, и, больше не раздумывая, прицелившись в его правый глаз, я нажал спусковой рычаг. Если бы не результат, выстрел можно было бы признать неудачным. Для человека, который в сорок пять лет добивался похвалы у своего наставника, бывшего снайпера армейской разведки, не попасть из пристрелянного арбалета в глаз на расстоянии семнадцати шагов — это позор. Стрела вошла чуть ниже, пробив лицевую кость, и опрокинула казака своим ударом на спину. Не выпуская из левой руки арбалета, вскочил и практически без разбега метнул копье в спину второго казака, который начал разворачиваться в сторону своего упавшего товарища. То ли помешал арбалет в левой руке, то ли сказалась усталость этого бесконечного дня, но копье пошло выше и ударило не в спину, а в кольчужный воротник, прикрывающий шею. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Второй противник, хрипя, упал на землю. Копье не пробило кольчужной ткани, но сильный удар в шею сам по себе смертельно опасен. Не поддаваясь соблазну броситься к нему и добить, перезарядил арбалет и шагов с десяти послал ему стрелу в глаз.