Параллельный переход

Боярин меня поначалу как бы и не замечал: мимо пройдет — порой глянет, а порой, задумавшись, и не заметит. Зимой в поход ушел, не было его, почитай, два месяца. Я уже успокоилась совсем — думаю, навыдумала дура страхов себе. Что, свет клином на мне сошелся, что, вокруг баб других нет, окромя меня? Но рано радовалась: как приехал наш боярин с похода, так снова начал мне проходу не давать. То в доме меня одну встретит, к стене прижмет — и давай мне на ухо всякие глупости шептать, то в комнату к себе отправит прибирать, зайдет за мной, дверь закроет и смеется — не выпущу, говорит, пока не поцелуешь. Ну а я отбиваюсь от него и говорю: даром ты, боярин, на меня время тратишь, нашел бы себе девку посговорчивей — вон их сколько, с тебя глаз не сводят, ничего у тебя со мной не выйдет, я мужа своего люблю.

А он только смеется — ничего, говорит, на каждый замок свой ключик имеется, рано или поздно сыщу и на твой, а мужа свово люби, разве же я против, я свою жену тоже люблю.

И недолго он тот ключик искал. Сам нашелся — там, где я и подумать не могла. В комнате у него одна стена вся была зброей[13] завешана. Чего там только не было, сабли, ятаганы, кинжалы, копья, топоры и еще всякое, чего я раньше и не видала. Я когда там прибирала, как все поделаю, так меня к той стенке и тянет — подойду, вроде как пыль вытираю, а сама на сабли и кинжалы любуюсь, вытяну украдкой из ножен и клинки рассматриваю. Заприметил как-то боярин, ничего мне не сказал, только на другой раз велел мне всю зброю со стены снять и принести масла конопляного и суконок чистых — пора, говорит, мне зброю свою протереть.

Научил меня, как ее чистить, как маслом тонко смазывать, чтобы ржа не брала, а сам мне все клинки показывает да рассказывает о каждом, как он к нему попал, как каким клинком биться надо. А я рот открыла, смотрю — глаз оторвать не могу, как железо острое в его руках вертится. Видит то боярин и говорит: хочешь, тебя научу, как легкой зброей биться? На тяжелую у тебя сил не хватит, а легкой, чувствую, справно биться будешь. Есть у тебя к зброе сноровка.

Тут бы мне отказаться, но как Ивану моему затуманил нечистый голову железом жарким, что в его руках мнется, так и мне затуманил клинком острым, что в моих руках порхает. Чувствовало сердце, что капкан там запрятан, а нечистый шептал: мол, чего тебе бояться, голыми руками от боярина отбивалась, а с клинком он тебя и не тронет. Согласилась я, чтобы он мне ухватки показывал, как с клинком в руках себя вести.

На другой день приносит боярин две деревяшки тупые, на кинжал короткий схожие, и давай меня учить, как нож правильно держать обратным хватом, чем обратный хват лучше прямого. Рассказывал, что его этим ухваткам цыган научил. Заприметил боярин его на ярмарке, где тот что-то с другим цыганом не поделил, и они за ножи схватились. И так ловко он того цыгана подрезал, что боярин и разобрать ничего не смог. Подъехал он тогда к нему и говорит: а сколько монет захочешь, чтобы меня так ножом биться научить? Сторговались они, и неделю, пока ярмарка шла, ходил боярин у того цыгана учиться. Теперь, говорит, тебя этим ухваткам научу — там силы много не надо, главное, быстро и ловко все сделать, тогда любого бугая завалишь, он и глазом моргнуть не успеет.

Как показал мне боярин все эти ухватки цыганские, стали мы с ним на ножах деревянных биться, да так бились, что я и не опомнилась, как уже в постели лежу, и уже в постели с боярином бьюсь. Только не на ножах. Не знала я раньше, что и в постели можно с мужиком биться.

Одеваюсь я, после того как с боярином повалялась, и думаю: чего же мне не стыдно совсем, я же только что с чужим мужиком в постели была. А потом поняла, что мы с ним не любились: мы бились, а куда бой заведет и как биться придется, того никто наперед не знает. В бою ты только про победу думаешь, про все другое забываешь.

А боярин веселится — подобрал, говорит, я к тебе ключик, биться ты больно любишь. В постели ты меня всяко побьешь, тут мне с тобой не справиться, а вот если на ножах меня побьешь, Богом клянусь, ни тебя, ни другую бабу, окромя жены, не трону: проситься будете, чтоб в постели повалял, — палкой отгонять стану. Видно, самому ему уже бабы надоели, раз так зарекся, и боярыню он сильно любил, знал, что она ему все простит, ничего не скажет, а все одно сердце у нее болит от его забав.

Недолго я в постели боярской повалялась: и месяца не прошло, как начала я боярина на ножах бить. Как ухватки добре выучила, так и стала бить. Прав был цыган — там силы особой не надо было, только быстрота и ловкость. А я всяко быстрее боярина была — что моложе и что родилась такой быстрой. Малые были, в снежки играли, никто в меня попасть не мог — всегда уворачивалась; мать сказывала, дед мой покойный тоже быстрым был — становился на пятьдесят шагов от лучника и от стрел уворачивался, не мог тот в него попасть.