Покатили мы в село, трупы накрыли, чтобы не видел никто, детей по дороге подобрали. Перед селом — развилка, там дорога в сторону Польши идет, то и есть большая дорога, там в дне пути городишко стоит, мы туда на ярмарки да на базары пятничные ездили, а имение на отшибе стоит, за ним в другую сторону дороги нету — только сюда, к развилке. Дорога в литовские земли через село проходит и дальше, туда возом дня два ехать надо. Перед развилкой велела все трупы в один воз сложить, Тараса в другой воз посадила и велела потихоньку к городку ехать, мы его догоним. Иван рот открыл, орать начал, что в литовские земли тикать надо, иначе поймают нас и повесят, что, мол, ты, дура, делаешь, а я тихо ему на ухо шепнула: рот закрой, а то без языка останешься, мне твой язык без надобности, только мешает. Спокойно так сказала и в глаза посмотрела, а у меня душа еще не оттаяла тогда — так и осталась морозом скована. Он сплюнул только со злости, но больше не перечил.
В селе в церковь сразу завернули, батюшку нашли, трупы занесли и на холстину сложили. Сказали батюшке, что в литовские земли от изверга бежим, что боярина с семьей замордовал, просили за нас с родичами попрощаться — и сразу за село покатили, в сторону Литвы. Как от села добрый кусок отъехали, повернули на лесную дорогу, она мимо нашего села шла и выходила на дорогу в городок, по которой Тарас поехал. Кому в наше село заезжать нужды не было, мог так дорогу сократить. Заехали мы по ней в лес, нашла я в узлах Тарасову одежу, ему тогда уже четырнадцать было, и давай переодеваться. Грудь полотном примотала, чтоб не оттопыривалась, штаны, сорочку надела, свытку мужскую, шапку нашла старую Тарасову, как раз на мою голову, только с косой прощаться надо было. Вытащила я нож боярский и обрезала косу под самый корень, Иван только охнул. Я ему нож даю и говорю: ты не охай, а укороти мне волос, как сынам подрезаешь. Он и Тарасу, и Богдану завсегда волос подрезал. Порезал он мне волос ножом, надел мне шапку и говорит: гарный из тебя парубок вышел, хоть под венец веди, и смеется.
Ну, думаю, слава богу, а то ехал надутый, как сыч. Поехали мы Тараса догонять, выехали на дорогу, а он еще к развилке не доехал, добре, что хоть дотуда добрался, что заметили его. Боялся один: все нас ждал — проедет чуток и станет. Я давай его ругать: что же ты делаешь, говорю, поганец, тебе ясно сказали ехать помалу, а не стоять, ты уже давно в другой стороне должен был быть. А если бы мы тебя не увидели и дальше погнали, что было бы? А он смотрит на меня, рот открыл и закрыть не может. Мама, это ты? — спрашивает. Ну, думаю, если родное дитя не узнало, значит, и чужой не признает, даже если и видел меня.
Говорю им: если искать нас будут, то семью искать будут — мужа, жену, детей. Поэтому разделиться нам надо. Ты, Иван, со старшими, Тарасом и Оксаной, вперед поедете, спрашивать будут — скажете, из Подберезовиков вы, Тарас и Оксана — твои младшие брат и сестра, едете на базар, он как раз завтра с утра начинается. Мы следом поедем, но отстанем от вас, Богдан и Марийка тоже мои брат и сестра будут, только мы уже из нашего села будем. Так и поехали, долго никто нас по этой дороге не искал. Как уже в городок въезжали, телег много на дороге стало, увидели двух гайдуков, а с ними хлопчика, сына кухарки нашей, что подъезжали ко всем возам, где семьи сидели. Но к нашим возам даже не подъехали. Въехали в городок, переночевали в корчме на сеновале за два медяка, утром на базар пошли. Продали все, что я в узелке собрала, и заставила Ивана весь инструмент из кузни продать: приедем на место — там, говорю, купим. Искать будут семью коваля, не дай бог кто инструмент в возу найдет — сразу нам конец.
Расспросили дорогу в Киев, выбрали такой путь, чтоб подальше от наших мест в литовские земли въезжать, — боялись, что около переездов нас искать могут. Как к Киеву добирались, то отдельно рассказывать надо: больше месяца добирались, а возле Киева, в лесах, две недели прятались вместе с крестьянами местными от татарского набега. Приехали в Киев на базар, расспрашивать начали, кто про детей нашего боярина знает, где они поселились, а Иван давай инструмент в кузню искать, всю дорогу маялся, сердешный, что его инструмент продали.