Паранойя

…В маленькой тесной комнате без окон, у стола, на котором крутились бобины профессионального магнитофона, сидела женщина в наушниках и строчила на бумаге стенографические знаки. Разговор Петрушина с Владимиром Ивановичем, ослабленный, доносился из наушников…

…Петрушин тем временем набрал другой номер…

– …Люда! А-га… В четверг будет повышение курса, так что ты на все купи сейчас долларов. А в четверг продашь. Поняла? О-кей, о-кей! Нет, не знаю, когда вернусь… Дел много. Выборы на носу…

…Бобины магнитофона вертелись, женщина строчила непонятные значки…

…Косячков набрал двузначный номер на одном из телефонов. Дождался ответа.

– Петрович? Косячков говорит. Нет ли у тебя /специального/ человечка. Мастера по связи, по электронике - это само собой. Но главное - надежного. За которого ты сам головой ответил бы! Что?? Да нет… но хотелось бы кого постарше. Подполковника какого. А то и полковника… Это правда, что в моей власти. Особенно, если рекомендуешь. Ну ладно, заеду, заеду. Погляжу. Сегодня же и заеду…

…Ближе к вечеру служебный автомобиль Косячкова подкатил к зданию Высшей школы ФСБ на проспекте Вернадского.

Петрович, давешний генерал, что спускался к Вере в тир с Арменом Николаевичем, встретил гостя в приемной, заказал секретарше кофе, проводил в кабинет. Подвинул папочку "личного дела", которую Косячков открыл, стал бегло просматривать.

– Видишь ли, - сказал Петрович. - Девица совсем /особая/. У меня, можно сказать, к ней слабость… Да не гляди ты на меня так, я другое имел в виду. Дочка, можно сказать, полка. В смысле надежности. По специальности была первая на курсе, это само собой. Стреляет, как… Диана…

– Как кто?

– Греческая богиня. Охотница. Сестрица Аполлона.

– А-а…

– Единоборства. Холодное оружие. Не советовал бы с ней столкнуться по разные стороны. Но главное - ее судьба. Биография, можно сказать. Помнишь, в восемьдесят втором была заваруха в Тарзании?

Косячков пожал плечами.

– Ну не важно, была. Поверь на слово. Родители у нее по нашей линии в посольстве работали, она с ними жила.. Сколько ей было? Ну да, лет двенадцать. Ну, естественно, приказ об эвакуации. Им там разобраться с документами надо было, с тем, с сем, можно сказать. Задержались. К аэропорту подкатывали - эти гребаные обезьяны-повстанцы уже рядом были…

…дальше голос Петровича уходит за кадр, а на экране, в сепии, идет

первое черно-белое отступление

…Пленка слегка исцарапана: словно это старые архивные материалы. Зато звук этой громкой сцены боя - сегодняшний, шестиканальный. Так бывает со снами и воспоминаниями.

Крохотный аэродром на краю лежащего в горной впадине африканского городка. Солдаты еще пытаются удержать ближние подходы, но сверху, в стрекоте стрельбы, в разрывах мин и реактивных снарядов, спускаются повстанцы. Старый армейский газик со снятым верхом и пробитым задним колесом козлом прыгает по выбоинам, проскакивая между воронками разрывов. За рулем - мужчина (как мы скоро поймем - отец Веры), рядом - ее мать, сама двенадцатилетняя Вера на заднем сидении, в окружении багажа. Ей и страшно, и любопытно. Газик, минуя сорванные с петель решетчатые ворота, выскакивает на летное поле, где в начале полосы уже запустил двигатели небольшой турбореактивный самолет советского производства. Спущен трап, возле него -суета спешной посадки.

И тут наперерез джипу выскакивает откуда ни возьмись открытый броневичок, полный стреляющими повстанцами. Граната попадает прямо под передние колеса газика, он взлетает в воздух и обломками оседает на пыльную землю. Броневичок огибает обломки, направляясь к самолету. Вера приходит в себя и видит рядом мертвых родителей.

– Мама! - кричит. - Папа! - и трясет их, словно пытаясь оживить. Потом хватает валяющийся рядом ручной пулемет и начинает яростно, остервенело палить вслед удаляющемуся броневичку. Попала! Еще попала! Двое повстанцев вываливаются на землю. Броневичок замирает, разворачивается, направляется к Вере, осыпая пространство перед собою пулями. Вера, укрываясь за обломками, меняет магазин, продолжает палить по броневичку:

– Вот вам! Вот вам! Вот!!!

Но машина неумолимо приближается. И тут, словно с неба спустившись, материализуется мощный харлей… За рулем - человек, в котором мы могли бы признать того, джинсового, с телевидения, - только лет эдак на пятнадцать помоложе. Джинсовый хватает Веру поперек, бросает на бак, как на седло коня, и гонит, провожаемый стрельбой из броневичка, к трапу самолета. Тот уже опустел и вот-вот поднимется. Джинсовый с Верой на руках успевают в последнее мгновенье, когда самолет уже начинает разгон.

И - в грохоте стрельбы и взрывов - тяжело взбирается в небо…

Закадровый монолог: