Паранойя. Почему я

Не в силах терпеть и разбираться с заевшей, как назло, молнией на куртке, просто задираю ее вместе с кофтой и начинаю покрывать живот быстрыми поцелуями. Сдвигаю полупрозрачное кружево лифчика, вскользь отмечая, что моя девочка подготовилась – подобрала сексуальное бельишко.

Выглядит бесспорно шикарно. Но мне сейчас абсолютно наплевать на все эти приблуды. Я ее так хочу, что трахнул бы, будь она даже в каких-нибудь бабкиных панталонах.

Усмехнувшись, сжимаю ее упругую, налитую грудь. Провожу языком по торчащим, ярко-розовым соскам, а ребром ладони между ее ног. Сластенка судорожно втягивает воздух и дрожит.

Я знаю, что ей это дико нравится. Знаю, что она уже потекла, и меня это до дрожи заводит.

Спускаюсь поцелуями ниже и расстегиваю пуговицу на джинсах, но Настька перехватывает мою руку.

– Сереж…

– Шш, просто чуть-чуть поласкаю, Настюш. Перегородка звуконепроницаемая, не волнуйся, никто не услышит, – пытаюсь притушить ее вдруг вспыхнувшую стыдливость и продолжаю расстегивать молнию. Однако Настька тут же отпихивает мои руки и, неуклюже одернув куртку, тараторит:

– Я пока не могу.

– В смысле? – нахмурившись в ожидании очередного мозговыноса, наблюдаю за тем, как она вся скукоживается, будто хочет провалиться сквозь землю.

– Ну, – покраснев, неловко опускает взгляд и на выдохе едва слышно признается. – У меня эти дни.

Можно ли обломать сильнее?

Вот уж вряд ли. Но в данную минуту меня это заботит в последнюю очередь, хоть я и возбужден так, что мозги плывут. Просто смотрю на Настьку, и глаза на лоб лезут, когда она начинает торопливо оправдываться.

– Они вообще должны были только через неделю начаться. У меня обычно нет сбоев и я не думала, что так получится, но… мы же можем как-то по-другому…

Она сглатывает тяжело и нервно прикусывает губу, разглядывая свои сцепленные в замок пальцы, а я просто не знаю, что сказать.

Господи, девочка, ты, блин, серьезно что ли? – крутится у меня в голове. Мне и смешно, и в то же время охрениваю.

Дичь какая-то.

Что вообще должно быть в голове, чтобы оправдываться за такие вещи? Тоже самое, если бы я начал извиняться за то, что у меня на нее стоит.

Ну, бред же!

И вот думаешь, этот бред продиктован смущением, низкой самооценкой или это очередной намёк на то, что я – мудак?

Впрочем, тупой вопрос. Конечно же, мудак, раз не развёлся в ту же секунду во имя большой и светлой. Но, мать ее за ногу, неужели она правда думает, что все теперь сводится исключительно к койке?

Судя по тому, как продолжает зажиматся, так и есть. Меня это, естественно, раздражает.

– Не, Насть. Возвращаемся. Че теперь с тобой делать – то?! – резюмирую едко, чтоб хоть немного встряхнуть. А то аж челюсть сводит от её ужимок. Ощущение, будто я её на раз потрахаться снял.

И аллилуйя!

 Настька вскидывает на меня возмущенный взгляд и смотрит во все глаза.

– Очень смешно, – сообразив, наконец, что я просто стебусь, бурчит, покраснев, как маков цвет.

– Ага, обхохочешься, – закурив, приоткрываю окно и, глядя на пролетающие улочки, добавляю грубо. – Но ты же сама позиционируешь себя, как…

«Просто дырку» едва не вырывается у меня. К счастью, вовремя торможу себя, но, похоже, Настька понимает все без слов. Сглатывает подступившие слезы, а я тут же жалею, что вообще рот открыл.

Честно, обижать её хотелось меньше всего, но не могу справиться с эмоциями. Меня злит это патологическое желание быть удобненькой. Только вот злюсь я вовсе не на Настьку, а на всех тех, кто её такой делает. И на себя в том числе.

В общем, дебил я. Вспыльчивый дебил.

Сделав последнюю затяжку, выбрасываю сигарету и притягиваю мою ранимую девочку к себе.

– Настюш, – выдыхаю ей в макушку, – ты ко мне очень несправедлива.

Настя застывает на мгновение, а потом медленно поворачивается и смотрит на меня удивлённым взглядом, я же понимаю, что вот с этого и надо было начинать.

– По-твоему, я совсем чурбан неотесанный? Думаешь, больше ни на что не годен? – возмущаюсь вполне себе даже искренне, Настька открывает рот, чтобы что-то возразить, но, понимающе улыбнувшись, качает головой.

– Ну, что вы, Сергей Эльдарович?! И в мыслях не было.

– Вот и славно. Тогда поехали перекусим, а потом будешь показывать мне Москву, а то я вечно набегами, – подмигнув, подвожу итог. Настька кивает. Сжимаю ее крепче, и, поцеловав в висок, ставлю точку в скользкой теме. – Не надумывай больше всякую херню. Главное, что ты рядом. Этого уже достаточно. Ты вообще никому ничего не должна, запомни это!

– Запомню, – помедлив, соглашается она и, расслабившись в моих объятиях, с улыбкой добавляет. –  Но учти, однажды это может сработать против тебя.

– Да я уже понял, что погорячился.

Мы смеёмся, и атмосфера разряжается.

В ресторане Настька окончательно приходит в себя. Забыв о смущении и неловкости, щебечет, как птичка, набрасывая план, куда мы обязательно должны сходить, что попробовать и заценить.

От глинтвейна у неё раскраснелись щёки, глаза горят счастливым блеском, а с губ не сходит довольная улыбка.  Глядя на неё такую, на душе становиться тепло и спокойно.