Паранойя

Джим проводил нас до выхода. Его прощальное рукопожатие было значительно слабее того, которым мы обменялись при встрече, и, хотя он заверил, что «с нетерпением» будет ждать ответа по цене, я знал, что это — вежливый отказ; сам черт не заставит его теперь воспользоваться услугами нашей фирмы.

Пока мы ждали лифт, я чувствовал, что вот-вот лопну от злости. Но нас могла услышать секретарша, и поэтому я решил дождаться, пока мы останемся наедине, — я хотел сказать ему пару ласковых. Но не успели двери лифта закрыться, как Стив опередил меня и начал:

— Могу я сделать тебе несколько конструктивных замечаний?

— Ты хочешь сделать несколько замечаний мне?

— Ну да. Я обратил внимание, что ты сразу не обсудил с ним механизм установки цен. В другой раз тебе стоит…

— Слушай, а не пойти ли тебе на хер?

Стив уставился на меня. Потом сказал:

— Что, черт возьми, на тебя нашло?

— Ты к хренам собачьим испортил всю сделку, ты, мудофель, вот что на меня нашло. Ему было интересно, он хотел обсудить детали, а тебе понадобилось разевать свою тупую пасть.

— Послушай, тебе не кажется, что нужно выбирать…

— Да пошел ты…

— Я делал только то, что велел мне Боб. Он хотел, чтобы я показал тебе, как закрывать сделку…

— Нет. Он велел тебе присутствовать на встрече, а не брать инициативу в свои руки. Я знаю, как закрывать сделки. И закрываю я их так, как тебе не научиться никогда, проживи хоть тыщу лет, и мне не нужен идиот вроде тебя, который может только все просрать.

Лифт остановился внизу, двери раскрылись. Я пулей промчался к выходу. Только на Шестой авеню до меня дошло, каких дров я наломал, но бежать назад и извиняться я не собирался. Этот парень был ничтожеством экстра-класса, и я ничуть не жалел, что высказал ему все это. В то же время создавшаяся ситуация грозила серьезными неприятностями. Стив относился к типу учительских любимчиков, и, скорее всего, он уже торопился нажаловаться на меня Бобу Гольдштейну. Скорее всего, Стив с самого начала замышлял меня подсидеть. Именно теперь, когда в числе приоритетов компании было сокращение числа менеджеров, сидевших на одних и тех же направлениях, мои разработки были для него что кость в горле. Если же я покидал компанию, мои контакты по праву доставались ему и у него появлялась возможность попользоваться моими кровью добытыми разработками и организовать несколько легких продаж.

На часах было уже без двадцати двенадцать. Я пошел в кафе на Сорок восьмой улице, где пару раз обедал, но, когда пришел туда, есть мне расхотелось. Вместо того я зашагал дальше, к Мэдисон-авеню.

Я запомнил адрес Майкла Дж. Рудника, эсквайра, который на прошлой неделе нашел в Интернете, и теперь решил дойти до здания, где помещалась фирма, и уточнить, тот ли это самый Майкл Рудник, с которым я был когда-то знаком. Я понятия не имел, что из этого выйдет, но мне позарез нужно было увидеть его снова.

На часах все еще было меньше двенадцати, и я решил поторчать перед входом в его контору на углу Пятьдесят четвертой и Мэдисон до часу дня. Я надеялся, что до часу он уж точно выйдет из здания и пойдет обедать. Если же нет, можно вернуться сюда как-нибудь в другой раз.

Стояла чудесная солнечная погода, и здание принимало и выпускало непрерывные вереницы людей. Пока я покупал пирожок с лотка на углу, я все время оборачивался на вход, чтобы не упустить Рудника. Я вернулся к зданию и стоя ел свой пирожок, привалившись к стене. Через улицу от меня был дворик, где за столиками сидели люди, ели и разговаривали. В глубине, у стены соседнего здания, был устроен фонтанчик с искусственным водопадом. Я доел пирожок, снял пиджак, промокнул салфеткой выступивший на лбу пот, не спуская глаз с интересовавшего меня дома.

Я решил, что, скорее всего, напрасно трачу время. Даже если Майкл Дж. Рудник, эсквайр, и правда был тот Майкл Рудник, откуда мне знать, что в обеденный перерыв он уходит из конторы, а не ест прямо в офисе или что он не вышел из здания через другой вход, на Сорок четвертую? Может быть, здесь имелся еще один вход — на Мэдисон-авеню или на Пятьдесят пятой.

Был уже почти час, а Рудник по-прежнему не появлялся. Я решил подождать еще десять минут. Когда десять минут прошло, я решил подождать еще пять. Наконец я сдался. По пути назад к Мэдисон я позвонил по сотовому в свой офис проверить, нет ли для меня сообщений, — сообщений не было. Я сунул мобильник в портфель и тут вдруг увидел Рудника: он шел в мою сторону. С ним был спутник, они шли и весело смеялись. На этот раз на нем не было темных очков, и сомнений в том, что это именно тот Рудник, у меня уже не возникало. Особенно его выдавали брови. Он выщипал волоски над переносицей, чтобы они меньше походили на гусеницу, но брови по-прежнему бросались в глаза своей толщиной, как и в те времена, когда он был подростком.