– Надо же, какая фифа… – пробурчала Василиса, спускаясь по лестнице. – Если бы я закончила университет в свое время, я бы еще и не на такой кафедре работала.
И все же уходить отсюда несолоно хлебавши не хотелось. Не зря же она тряслась через весь город на троллейбусе, чтобы вот так повернуться и уйти. Василиса задумалась только на минуту. Опыт ей подсказывал, что совсем не обязательно искать протекции у высокопоставленных особ. Достаточно найти старейшую работницу технического персонала, и можно дать голову на отсечение, что уж она-то переводила к светилу психологии всех родственников и знакомых до десятого колена.
Василиса снова отправилась на первый этаж и там, возле самого входа, у автоматической крутилки, через которую проскакивал всякий входящий, она нашла того, кого искала, – старенькую, строгую бабусю. Бабуся кричала, будто раненая львица, и все должны были понимать, что, конечно, уж главнее ее здесь пока никого нет.
– Куды прешь, лихоимец?!! Не вишь – помыто тута!! Вот эдак ножку задери и прыгай! Ой, да и чтой-то такое! Куды тебе в нивирситет! Тебе ишо мамкину титьку сосать, какой недоделанный, ногу поднять не могешь!
– Ох, и как же замечательно, когда вот такой контроль! – подошла к ней Василиса с ложкой елейного масла. – И ведь не всякий так может! А вас, я смотрю, – вон как уважают! И ни один мимо вашего зоркого ока не проскочит.
Бабуська выпятила живот, сурово зыркнула по сторонам и остановила взгляд на Василисе.
– И не проскочит! Чегой-то здеся скакать? Здеся самый умный нивирситет поди, а не стадьён!
– Так я и говорю – сразу видно, что умное заведение, а не шарашкина контора какая, – не унималась Василиса.
Да, видимо, переборщила, потому что теперь бабуська грозно уставилась на саму Василису Олеговну и еще строже спросила:
– А ты как суды просочилася? Что ль, с черного входа занырнула? Ну-кась, покажь дукумент!! Покажь, покажь!
– Позвольте, экая вы строгая… – перекосилась Василиса. Сверкать своими паспортными данными ей совсем не хотелось. – Ну какой же документ?
– Студенческий билет! – браво выговорила старушка и еще пуще выпятила живот.
– Ну знаете… Я конечно, понимаю, что выгляжу моложе своих лет, но, признаюсь вам по секрету – из студенческого возраста немножко того… выскочила… – сконфузилась Василиса.
– А выскочила, так и неча тута тереться! Ходют тут всякие! Здеся вон энтих студентов не знашь куды девать – ходют, топчут, грязь таскают, а она и не студентка вовсе, а туда же – пришла грязь ташшить! Давай, давай отседа…
И старушка пошла на Василису мощным торсом. Та сопротивлялась, как могла, но перевес был на стороне бабули. И тогда от отчаяния Василиса чуть не заревела:
– Да?! «Отседа»?! А если мне срочно нужен психолог Малевский?! А если мне больше никто не может помочь? Потому что у меня… дома проблемы?! А если…
– И-и-и-и, девонька! – сразу же отступила бабуся. – Нашла кого поминать! Нету твоего Малевского! Помер он.
Василису будто ножом полоснули.
– Как это – помер? Он чего – старенький был?
– Да какой же старенький, помилуй! – обиделась старушка. – Ему ж ишо токо за пятый десяток перевалило! Мой от второй-то муж знашь сколь годов прожил? Сто пять годков, как написато, во сколь! А этот-то ишо…
– Хм… а вам сколько ж? – не удержалась Василиса. – Мужу сто пять, а вам – сто, что ли?
Бабушка обиженно поддернула губы к подбородку, ухватилась за подол форменного халата и заскрипела:
– Щас как наверну тряпкой-то по лыткам, штоба путних женсчин не порочила. С чегой-то мне сто? Мне всего токо восьмой десяток миновал! Я ить за свово-то второго почти девочкой побегла, всего-то сорок пять было. И то потому что трое детишек на руках осталось, поднимать надо, а ён богатый был. Каки ж сто?
– Нет, ну тут я промахнулась, – пошла на попятный Василиса. – Я все поняла – ваш муж был богатый, вы – молодая и красивая, трое детей, я только не пойму – от чего Малевский-то скончался?
– Так я ж те грю – повесился, вот и скончался! Попробуй-ка в петле-то, выживи! Тут ить ужо не важно, сколь тебе годов – хоть сто, хоть всего тридцать пять, все одно удависси.
Василисе стало нехорошо. С каждой минутой разговор становился все страшнее и непонятнее.
– Господи, боже мой… А с чего ж он… А может, ему кто помог? Может, его кто-то взял и того… в петлю сунул? А получилось, будто бы он сам, а? Ну отчего же такой успешный, известный человек и…
– Не, никто его никуды не пихал, милицья сказала – ай-яй-яй, как обидно, токо тут никакого сустава с преступлением нету, сам он как есть в энту петлю полез, желание евойное было такое. Дык, а чо не полезть-то, я слыхала, продали его! – пояснила старушка. – Он не смог перенесть обиды, чо ж в самом деле – виднай такой мущщина, а его, будто кабачок какой, – взяли и продали! От ентого он сам в петлю сунулся. От так, мила моя.
Василиса вспомнила все, что ей было известно про Малевского. Стало все только запутаннее.
– Нет, ну я понимаю – он посоветовал кое-кому избавиться от болезни, тот превратил это в… ну не важно, во что, и Малевский, не выдержав психологической ответственности… Но при чем здесь купля-продажа?