Парашюты на деревьях

— А что же дальше, Ваня? — повторила свой вопрос Аня.

— Потом я вновь попал в лагерь, только в другой. Кто-то выдал меня. Работал в мастерских, где ремонтировалась немецкая техника. Оттуда я и бежал.

— То, что Готлиб уничтожал русских военнопленных, подтверждаю и я, — неожиданно сказал Фишер. Он понял, о чем шла речь. — Мне неоднократно приходилось видеть, как Готлиб убивал ослабевших солдат. Это доставляло ему удовольствие. На языке нацистов это называлось «селекция» — отбор. Слабый погибает в первую очередь.

— Майн гот, майн гот! — вновь вздохнул Готлиб.

— Вы будете отвечать на наши вопросы? — спросил Шпаков.

— Нет! — коротко ответил Готлиб. Невдалеке раздался одиночный выстрел. Мы ухватились за оружие, изготовившись к бою.

— Мы здесь, мы здесь! — хриплым голосом заорал Готлиб. — Помогите, спасайте! Здесь русские парашютисты!..

Овчаров протянул вперед руку, чтобы заткнуть Готлибу глотку, но тот, изловчившись, ударил его ногой в грудь с такой силой, что Овчаров упал навзничь.

Зварика, подхватившись, высоко поднял автомат и с силой ударил диском по темени кричавшего Готлиба. Тот уткнулся лицом в землю.

— Так его! — приподнимаясь после падения, только и успел сказать Овчаров.

Он хотел сказать еще что-то, но приступ тяжелого кашля не дал ему говорить.

Выстрел, воспринятый нами как сигнал тревоги, вопль Готлиба, прокатившийся эхом по лесу, и, наконец, еще кашель, что хватил Овчарова после удара, — все это взбудоражило и без того напряженные нервы. Но самое главное, и мы это отлично понимали, что лесок, в котором мы находились, был слишком мал, не превышал и двух гектаров, и в случае нападения на нас маневрировать в нем было невозможно. Вести же бой до конца дня у нас не хватит боеприпасов. А еще и полдень не наступил.

Шпаков поманил к себе пальцем Юшкевича.

— Узнай, в чем там дело, — указал он рукой в ту сторону, где раздался выстрел и где находились в дозоре Мельников с Целиковым.

Но не успел Юшкевич сделать и пяти шагов, как навстречу ему вышел Мельников.

— Ребята, спокойно, это у меня случайный выстрел получился.

— На выстрел могут прийти те, кто нас разыскивает, — недовольно произнес Шпаков.

— Виноват, Николай Андреевич, виноват. Нечаянно получилось.

Как бы то ни было, но напряжение несколько спало.

Иван Овчаров откашлялся наконец, приподнял голову и обвел всех нас долгим утомленным взглядом. Дышал он тяжело, неровно. Лицо покрывали капли пота. На скулах ярко горели багрово-красные пятна. Похоже было, что у него развивается туберкулез.

— Больно ударил тебя гад? — сочувственно спросила Зина. Она подошла к нему и присела рядом. — Ты, Ваня, приляг, может, легче станет. Вытри лицо.

Зина подала ему носовой платок. Овчаров вытер липкие, зарумянившиеся по уголкам губы. На тонком белом лоскутке, словно на промокательной бумаге, расплылись яркие красные пятна.

— Туберкулез проклятый, — глядя на кровавые пятна, глухо сказал он. — Все от них. — Овчаров бросил презрительный взгляд в сторону мертвого Готлиба.

— Нет, Ваня, это от удара, — утешительно говорила Зина. — Возьми водички немного, освежись. — Зина открыла флягу с водой. — Я тебе полью на руки.

У Овчарова могло быть и то, о чем он сказал с видимым равнодушием. Голод в плену, ранение в грудь, издевательства, которые он пережил, несомненно, подорвали его здоровье. Но солдат шел по войне как заведенный, пока враг не был уничтожен. Нечего было жаловаться на здоровье. И он не жаловался.

Вспомнилось, что перед заданием мы не проходили медицинского обследования. Все обошлось традиционным вопросом: «На здоровье не жалуетесь?» — «Нет». — «Вот и хорошо. Значит, годен».

— Юшкевич и Зварика, идите на дежурство. Смените Целикова, — отдал команду Шпаков. — А ты с Мельниковым, — обратился он ко мне, — оттащите в сторону мертвого фрица да прикройте ветками, чтобы не бросался в глаза…

Второй немец за все время не проронил ни слова. Он живо, но молча реагировал на все происходящее.

— С этим тоже пора кончать, — решил Мельников, когда все успокоились. Он вытащил финский нож.

— Не тронь! — повысил голос Шпаков.

— Я вас не выдам, не выдам! — дрожащим голосом произнес Фишер. Он понял, что речь идет о его судьбе. — Зачем же меня убивать?

— Ладно, тише! — разрядил атмосферу Шпаков.

Возвратился с дежурства Целиков. Осмотрелся, спросил:

— А где второй немец?

— Капут, — ответил ему Мельников.

— Он кричал, звал на помощь, — пояснила ему Аня. — Мы должны были. Хорошего от немца не жди. Хотя бывали случаи, что они переходили к партизанам, помогали нашему делу.

— Бывало, конечно, но с ним надо так. — Мельников выразительно провел указательным пальцем по своему кадыку. — Разве они кого-либо из нас отпустили бы подобру-поздорову?

— Факт! — согласился с ним Целиков. — Они нас не жалели.