Парацельс – врач и провидец. Размышления о Теофрасте фон Гогенгейме

Порой пропасть между историческим Парацельсом и его загадочным образом, растасканным по кусочкам идеологическими авантюристами, увеличивается до впечатляющих размеров. Однако подчас даже ошибочная рецепция его фигуры и творчества вносит ценный вклад в историю человеческого духа. Так, в связи с упомянутыми выше розенкрейцерами вызывает интерес мистическая утопия Якоба Валентина Андреа (1586–1654). Мысль о том, что Реформация должна неминуемо повлечь за собой обновление и улучшение политической и общественной жизни, прозвучавшая через 100 лет после выступления Лютера, возможно, стала результатом осмысления Андреа соответствующих идей Парацельса. Сочинения Андреа, среди которых необходимо назвать «Химическую свадьбу», утопическую работу «Христианополис» и известную «Славу братства, известие о братстве славного ордена розенкрейцеров, обращенное ко всем ученым и владыкам Европы», не только содержат в себе изрядную долю парацельсовских идей, но и прямо отсылают читателя к трудам Гогенгейма. Так, в «Славе братства» мы читаем: «Особую славу стяжал Теофраст, прозванный Парацельсом, который хотя и не принадлежал к нашему братству, но при этом мог читать liber mundi (книгу мира) и на основе прочитанного возвышался духом. В своих сочинениях он, подтрунивая над любопытством читателей, даже говорит о том, что будто бы прочел все, скрытое в той книге от посторонних глаз… так это или нет, но кажется, что он действительно достиг желанной гармонии» [469] .

Кристиан Розенкрейц, более символическая, чем реальная фигура, разработал целую программу «желанной гармонии», в которой переплелись фрагменты из избранных сочинений Лютера и Парацельса. Адепт, достигший гармоничного состояния, мыслился как «сверхчеловек» (Герхард Вер). Гармония включала в себя жизнь по вере, свободу христианина, проникновение в тайны природы и блаженное существование в обществе братьев-единомышленников, населяющих утопический город, в основе которого лежит должным образом реформированное христианство. Граждане этого города живут руководствуясь следующим девизом: «В Боге мы рождаемся, во Христе умираем, в Святом Духе восстаем к новой жизни» [470] . Происхождение, образование и духовность Иоганна Валентина Андреа, его блестящее знание Парацельса и трезвое нежелание видеть в Гогенгейме одного из своих собратьев-розенкрейцеров делают труды этого швабского пастора аутентичным примером подлинно парацельсистского спиритуализма. Следует особо отметить, что зачислить Гогенгейма в ряды розенкрейцеров или иллюминатов мешает в первую очередь его католицизм. Нельзя забывать также и о его решительном отказе от любых попыток основать не только орден или секту, но даже собственную философско-медицинскую школу. Возможно, именно по этой причине Иоганн Хузер, врач из скромного силезского Глогау и первый собиратель и издатель текстов Гогенгейма, считается самым выдающимся парацельсистом. Не привнося ничего от себя, он старался прежде всего представить слово самому автору. Его примеру уже в XX веке следовали Карл Зюдхофф, Вильгельм Маттхиссен, Курт Гольдаммер и Карл-Хайнц Вайманн.

Многие гении старались подчеркнуть свое духовное родство с Парацельсом. Среди них врачи, философы, мистики, художники, а также поэты и эксцентрики всех направлений. Из мыслителей, ценивших богатое наследие врача и философа из Айнзидельна, интересна фигура горлицкого сапожника Якоба Беме (1575–1624). Уже одно только прозвище «немецкий философ», которое он получил от своих современников, приближает его к Парацельсу.

У Якоба Беме парацельсовская натурфилософия предстает в максимально спиритуализированном виде, хотя при этом три принципа, четыре элемента, а также макро– и микрокосмические взаимосвязи продолжают играть большую роль. Некоторые места из раннего произведения Беме «Аврора, или Утренняя заря в восхождении», в которой даются исходные предпосылки для последующего духовного парения в свете истины, фактически представляют собой парафраз некоторых пассажей из «Лабиринта заблуждающихся врачей». «Если ты хочешь глубже проникнуть в тайны божественной мудрости, – пишет Беме, – то самой лучшей книгой станет для тебя цветущая поляна, на которой в изобилии произрастают дивные травы и растения. Здесь ты сможешь ощутить запах и вкус божественной силы, хотя сама долина – лишь ее блеклое подобие. Божественная сила материализуется в третьем принципе и открывает Бога в подобии и аналогиях. Она станет лучшим учителем для жаждущего познания. Он найдет там все, что пожелает» [471] .