В отличие от ясного языка произведений Федершпиля, стихотворение Паунда словно бы вобрало в себя «лучшие» образцы стиля Гогенгейма. Барочная экспрессия, тишина созерцательного наблюдения («the mist goes from the mirror and I see») и внешняя лапидарность безграничного по смыслу содержания придают этому поэтическому наброску насыщенность и интенсивность. Стихотворение «Парацельс в эмпиреях» по сравнению с лирическим настроением другого поэтического сборника Паунда «Канты» отличается ярко выраженным драматизмом. В этом отношении оно чем-то напоминает опусы Браунинга, которого Паунд высоко ценил и называл поэтом, обладавшим «властью пробуждать мертвых» [525] . И в «Масках», и в «Кантах» Панду также удалось вызвать из глубины веков очарование великих мертвецов. Владея уникальным в мировой литературе искусством адаптированного цитирования, он соединил традицию и современность в едином лирическом напеве. В качестве главных действующих лиц в «Кантах» автор выводит Гомера, Конфуция, Данте и Парацельса.
Юрг Федершпиль:
Парацельс
Маргарите
Нет на свете ничего ядовитого. И одновременно
все ядовито. Многое
Зависит от дозировки, говорит учитель Парацельс.
Нет на свете ничего глупого, но одновременно
и ничего умного.
Все определяется тем, вовремя ли была высказана
подуманная мысль.
Иногда полезно задать себе вопрос,
в каком кабинете это решается.
Нет ничего божественного, но и ничего полностью
демонического.
Постоянно спрашивай себя, в какой кухне
Ангелы развели огонь и для кого.
В смерти нет ничего веселого, но и ничего грустного.
Все зависит от того, кто уходит, а кто остается.
Ни одно яблоко, вишня или слива целиком
не охвачены гниением,
И даже пчелы получают наслаждение от своего
краткого существования.
Нет на свете подлинной любви, но нет также
и ненависти.
Ведь порой даже от ненавидящего исходит любовь,
А любящий источает зло. Ни один человек не живет
Ни слишком много, ни слишком мало.
Но вот, время подходит к ночи, мои дорогие.
Однако свеча в комнате учителя горит до тех пор,
Пока фитиль не погаснет и не утонет в восковом теле.
Не существует ничего смертного,
но во всем присутствует жизнь, —
Признался учитель, когда ночь окончательно вступила
в свои права. [526]
По сравнению со стихотворением Эзры Паунда «Парацельс» Юрга Федершпиля далек от патетики и выдержан в спокойном тоне. В то же время в нем чувствуется и напряженность, которая выражена в сосредоточенном состоянии активного слушателя, старающегося не упустить ни одного слова своего «учителя». Эти 22 строчки, посвященные некоей Маргарите, были напечатаны в качестве вступительного стихотворения к книге очерков Федершпиля «Зло – иллюзия и пыль». Автор создает впечатление острого наблюдателя, стремящегося к истине. Однако по сравнению с его нью-йоркскими очерками Федершпиль предстает здесь вдобавок как мечтатель, склонный к метафизическим размышлениям. Порой он разбавляет серьезность изложения с помощью ловких остроумных приемов. Обстоятельно разбирая вопрос о смысле творения, он вдруг совершенно неожиданно выставляет свои рассуждения в ироническом свете. Душа и внутренний мир Федершпиля раскрываются главным образом в его поздних работах. Так, в интересующей нас книге он глубоко переживает исчезновение Бога из жизни современного человека. Стоит отметить, что тон и содержание работы Федершпиля ломают все устоявшиеся каноны современной швейцарской литературы такого рода.